Человек идет в гору - страница 8
— Позвольте спросить, Николай Петрович, к чему «огурцы» вам понадобились? — уже сердито спросил мастер.
— Я хочу их установить на крылья нашего самолета. Вот здесь мы сделаем полозки и будем вдвигать носилки.
— Возить раненых? — догадался мастер. Его глаза заблестели.
— Да, — ответил Николай шопотом.
— Ребята! — закричал вдруг Быстров. — Ребята! Николай Петрович изобрел…
Он не договорил и, схватив Николая за плечи, привлек к себе.
— Спасибо! Рабочее спасибо тебе, Николай Петрович!
Быстров не замечал, что стал звать Бакшанова на «ты».
— Только вот насчет наряда… — замялся Николай. — Может быть, ничего еще не получится. Так я… заплачу.
— Что вы! — покраснел Быстров. — Да разве ж… Ах ты, мать честная!
— Ну, ну, я не хотел вас обидеть, — быстро проговорил Николай.
Мастер дал задания нескольким рабочим. И вот тонко запел уже рубанок, купаясь в белой пене стружек…
Быстров вызвал из малярки дядю Володю. У него была перевязана правая рука.
— Маленькая бомба оказалась норовистей шестипудовой? — шутливо спросил Николай, здороваясь со стариком.
— А вы откуда знаете? — удивился дядя Володя. На работе он называл Николая на «вы», подчеркивая этим, что дружба с его отцом, Петром Ипатьевичем, не мешает ему уважать начальство.
— Кто на заводе про твое знакомство с генералом не знает! — съязвил Быстров, закладывая в изгибочный пресс стрингера для каркаса.
— Дядя Володя, как только стрингера обтянут полотном — покроете их сначала бесцветным, а затем зеленым эмалитом. Вы, вероятно, не сумеете одной рукой? — спросил Николай.
— Я не сумею! Да я левой рукой весь график сделаю!
— Ну, хватил! — засмеялись рабочие.
Утром кабины были готовы. Темнозеленые, остро пахнущие эмалитом, они действительно напоминали бутафорские огурцы. Николай лег на носилки, и рабочие по полозкам вставили их в кабину. Задняя крышка захлопнулась. В кабине стало темно и душно.
— Откройте! — попросил Николай.
— Что так скоро? — полюбопытствовали рабочие, открывая кабину.
— Весело… как в гробу, — вздохнул он и попросил вырезать в кабинах по два окошка и затянуть их слюдой, сделать вентиляцию. Быстров принес ремни для привязывания раненых.
— А то иной в беспамятстве начнет буйствовать и вывалится, как птенец из гнезда.
— Верно, — согласился Николай.
— Ну, поздравляю! — сказал Быстров, крепко пожимая ему руку. — Поздравляю!
— Спасибо. Но, к сожалению, рановато, — ответил Николай. — Сделано только полдела. Кабины надо еще установить на самолет, а он может заупрямиться и не потащить их…
Николай пошел к главному инженеру просить самолет для испытания кабины. Александр Иванович уже все знал.
— Что это вы придумали? Плод, так сказать, возбужденного бомбардировкой ума? Конструирование скоростным методам?
— Я придумал кабины для перевозки раненых и считаю, что на нашей машине это вполне осуществимо, — спокойно ответил Николай. Он слишком устал, чтобы обращать внимание на колкости Солнцева.
— Кабины? На «ПО-2»? Что, по-вашему, самолет — ишак, которого можно увешать корзинами?.
— Увешаем. И будем возить!
— Николай Петрович, если бы это сказал Быстров… (Главный инженер вспомнил вчерашнее заседание парткома.) Но вы! Как вы решились на эту авантюру?
— Я пересчитал коробку крыла с кабинами. Коэффициент запаса прочности…
— Эт-то… — перебил его Солнцев. — Эт-то называется… насилием над аэродинамикой.
Солнцев задыхался. На покрасневшем лице выступил пот. Он нервно провел рукой по гладкой и блестящей, как крыло самолета, лысине.
Николай начинал злиться.
— Мы с вами отличаемся от инженеров буржуазной школы тем, что, кроме науки сопротивления материалов, знаем еще науку сопротивления человеческого духа, идеи. Об этом-то вы и забыли, Александр Иванович.
— Не понимаю, причем тут философия? — пожал плечами Солнцев.
— Притом, что сегодня… — Николай подчеркнул слово «сегодня», — …мы не можем руководствоваться обычными нормами, не имеем права!
Он помолчал и тихо добавил, в упор глядя Солнцеву в глаза:
— Родина в беде. Мы должны мыслить смелее и не бояться риска. — Александр Иванович отвел взгляд.
— А не сорвется в штопор? — как бы невзначай спросил он.