Человек из оркестра - страница 19
. Эта неделя была невыносимо тяжелой, враг совершенно не давал жить городу воздушными тревогами с 12-ти до 6–7 час. и артиллерийскими обстрелами, а хвосты длиннющие стояли у магазинов — к сожалению, пустых — с раннего утра, с 5–6-ти час. до 9-ти вечера, до закрытия их>{199}. Зашла на днях ко мне Софья Сергеевна>{200} попросить ключ от парадной двери, который, как она говорила, открывал и ее дверь, и рассказала, как она хоронила своего родственника. Они 2 раза подверглись обстрелу: один раз на кладбище, где они оставили покойника полузарытым и ушли, и 2-й раз, самый ужасный, у Московского вокзала, где было очень много жертв. Там один из снарядов попал в переполненный людьми трамвай и превратил все в кашу. Ужасные дни. Теперь, как никогда, тяжело и совершенно не верится, что эту страшную войну можно пережить. Повертевшись в раздевалке театра, я все же решил пойти к Любе и вышел вместе с Сашей Германом>{201}, который пошел в ДКА, где давали по 6 конфеток без карточек. У Любы в комнате совершенный свинюшник. Они с Буськой стали при мне убираться, ругая друг друга: она его идиотом, он ее идиоткой. Какая ужасная семья. От Соломона было письмо, полное наставлений, советов, как жить на белом свете, но все это впустую. Избалованный, нахальный сынок не много будет помогать <…> матери. Помоги им Бог, чтоб вернулся их муж и отец, не то они погибли даже при хорошем исходе войны и спасении Ленинграда и спасения в Ленинграде. Я достал 2 открытки и начал одну писать, оставив место для них. Спать лег в грязной кровати, но все же лучше, чем на стульях в уборной ТЮЗа. Ругались с Бусей, которого не оторвать было от книги. Наконец и он лег спать после моей ему нотации. Я разнервничался и довольно долго не мог заснуть. Хорошо, что я не раздевался, ночью было холодно>{202}.
29-е ноября.
Встал в половине 9-го, воображая, что сейчас еще нет 6-ти часов. Но когда узнал, скорее встал. Я мечтал позаниматься утром, но теперь уже ничего не выходило. Я ушел. Бросил открытку в ящик на Гагаринской. Хотел купить свой скудный паек хлеба (125 гр. в сутки), но большие очереди отпугнули меня, и я пошел в театр. Шифман уже был там. Это замечательный человек. Его называют «дежурным оптимистом», хотя, честно говоря, его положение хуже других: у него отобран военный билет и он назначен в рабочий отряд>{203}, его сын работает на военном заводе на окраине города, откуда он возвращается домой во время бомбежек и обстрела, и он все-таки ходит бодрый, работоспособный и доволен, когда может подбодрить других. Он честный и порядочный и умный человек, как хорошо, что я с ним встретился. Ерманок опоздал. Мы начали играть в 10.30. В 11 завыли сирены. Я сразу стал складывать скрипку при явном возмущении Шифмана и даже Шера, разыгравшегося вовсю на «Скерцо» Бородина. Но я не смотрел на них и, сложившись, оделся и спустился вниз. Минут через 20 тревога кончилась. Я побежал наверх продолжать игру. Но они уже собрались идти в Дом К[расной] А[рмии] обедать. Как только вошли, опять завыли тревогу. Я поел первым и спустился вниз. Сел на ступени, захотелось спать. Раньше в тревогу меня страшно клонило ко сну, теперь меньше, но все же в это противное, бездельное время тянет поспать. Я чувствовал, что сегодня тревога будет длиться меньше обычного, и действительно, она кончилась в 2 часа. Правда, и за это время он где-то пару раз сбросил бомбы недалеко. Погода мокрая, оттепель. Говорят, что лучше бы мороз, чтоб немцы примерзли, но им, очевидно, пока везет. Пошли сразу к Лазарю играть «Пассакалию». Я поиграл сначала сам немного, потом мы играли вместе до 4 ч. 45 мин. Поехал домой. Проехал на 5-ке благополучно. Дома мои котлеты были в порядке. Я поел их с сухарями. Спасибо Нюре. Потом посидел у Купцовых>{204}. Пил у них «кофе»-чай, вместо чая завар из кофе. Очень вкусно. Пришла Нюра и принесла капусты. Опять поел капустки. Пока мне везет. Сегодня у меня спокойный день.
30-е ноября.
В этот день я собирался быть дома и никуда не ходить. Мои обеденные талоны кончились, и я мечтаю о том, как Нюра мне сварит кашу из оставшегося от Финской кампании