Человек из оркестра - страница 65
Особый интерес представляют страницы, на которых сделаны рисунки. В ходе репетиций у оркестрантов, как это всегда бывает, возникали свободные минуты: или композитор не занял в данный момент какую-то группу инструментов, или дирижер попросил их помолчать, отрабатывая сложное место с другой группой. Наконец, всегда имеются минуты ожидания перед началом работы, затем общие перерывы. В такие моменты у некоторых музыкантов появлялся в руках карандаш и на бумагу ложились то торопливые штрихи, то даже достаточно четкие рисунки. Всего их около десяти. И связаны они в основном с музыкой Шостаковича, с обликом дирижера и коллег-оркестрантов. До сих пор не были известны какие-либо изобразительные отклики ленинградцев на Седьмую симфонию, сделанные не post factum, а в дни войны, и тем более в дни, непосредственно примыкавшие к знаменитой премьере, что делает эти документы уникальными.
Больше всего рисунков на партиях виолончелей. На некоторых изображены фашисты. Один из них — толстый, перехваченный ремнями, в надвинутой на лоб форменной фуражке (напоминает Геринга в изображении карикатуристов) — шагает, подняв руку в фашистском приветствии. Другой прорисован тщательно. Он в очках и фуражке, у него худое, удлиненное лицо, тонкая вытянутая шея. Здесь же марширует, высоко задирая ногу, какой-то молодой вояка в каске и с длинной саблей в руке. Конечно, перед нами иллюстрации к знаменитому эпизоду вражеского нашествия в первой части симфонии.
Несколько рисунков изображают птиц и зверей.
Наиболее ценен рисунок на партии третьей трубы: он изображает дирижирующего Элиасберга. Перед нами истощенный, физически слабый человек. Он ведет репетицию сидя, его движения экономны, руки — в низкой позиции. Лицо осунувшееся, его черты заострены, вокруг рта образовались складки. Тем не менее чувствуется волевое напряжение дирижера. Он весь собран, на исполнителей устремлен сосредоточенный, может быть немного скептический, взгляд: музыкант строго контролирует слухом идущий навстречу звуковой поток.
Можно высказать предположение об авторе рисунка. На этой же партии несколько раз изображен вензель, объединяющий две латинские буквы — E и W, то есть в русском варианте E и B. Из трубачей, исполнявших симфонию, они подходят лишь одному — В. П. Елисееву. Во всем же остальном оркестре эти инициалы находим еще только у одного музыканта — альтиста В. А. Елизарова, но трудно себе представить, что он имел отношение к партиям труб. Очевидно, именно благодаря Елисееву сейчас можно увидеть мгновение прошлого: Элиасберг готовит блокадную премьеру Седьмой симфонии Шостаковича. Стараясь утвердиться в своем мнении, я спросил у трубача В. С. Марголина — коллеги Елисеева, — рисовал ли тот. И услышал в ответ недоуменное: «Рисовал? Нет!.. Разве что какие-нибудь фигурки на нотах…»[66]
После громкой премьеры прошло три месяца, и вновь оркестр стал одним из героев дня. 8 ноября возобновил спектакли вновь сложившийся оперный коллектив (его составили оставшиеся в городе артисты Кировского, Малого оперного и других театров). Ансамбль исполнителей-вокалистов был готов и ранее, но дело упиралось в оркестровое сопровождение. Организовать еще один симфонический оркестр было невозможно — отсутствовали музыканты необходимых специальностей. Управление по делам искусств решило использовать оркестр Радиокомитета.
Элиасберг не хотел взваливать на плечи коллектива (и свои собственные) еще одну нагрузку, тем более что в области оперного театра опыта не имел. Но пришлось подчиниться. Первой в репертуаре стала опера «Евгений Онегин», затем — «Пиковая дама» П. И. Чайковского. Несколько спектаклей подготовила балетная труппа.
Большой симфонический оркестр продолжал жить насыщенной творческой жизнью. Расширялся его репертуар, концерты становились разнообразнее. Сказывался профессиональный рост коллектива, сказывались также изменения, происходившие в среде слушателей. Их стало меньше: одни, страшась новой блокадной зимы, эвакуировались, другим теперь еще тяжелее было преодолевать путь в Филармонию, и они ограничивались радиотрансляцией (передачи из студий и из концертных залов осуществлялись регулярно, и их слышал весь город). Привлекательными были необычные программы — либо с участием всесоюзно известных солистов, либо включавшие редко исполнявшиеся произведения.