Человек из тени - страница 3

В результате этих маневров в стиле Голливуда я перед рассветом оказался в моторном катере, пересекавшем залив Пенсакола, и вернулся во Флориду после бешеной ночной гонки, но уже сверху, если следить по карте. Авианосец стоял на якоре. Он возвышался над тихими водами залива, огромный и неподвижный, словно покоился на бетонном фундаменте. С тем же успехом можно представить отплывающим в море и весь Пентагон.

Я поглядел на огни причалов, мысленно попрощался с земной твердью и поднялся на платформу, от которой наискосок вздымался трап к освещенному отверстию где-то там наверху. Мой сопровождающий стоял рядом, готовый уберечь сухопутную крысу от падения в воду.

На лацканах безупречной формы из габардина стройного молодого человека сияли полуторные нашивки, на левой руке — кольцо Военно-морской академии, на груди — золотые крылышки. На аккуратной маленькой пластиковой пластинке белым по черному значилось: «Дж. С.Брейтвейт». Он отпустил катер. Мы остались на шаткой платформе в нескольких дюймах над поверхностью воды, и деваться некуда, путь один — вверх по трапу.

— Запомните, сэр, — сказал он, — сначала вы отдаете честь старшему офицеру, затем дежурному.

— А я-то думал, что старшие офицеры сидят в каютах.

Я покосился на полуторные нашивки на собственном лацкане. Формой, как и полагалось, меня снабдили. Переодевание совершено еще в городе, в пустой квартире.

— Вы капитан-лейтенант, сэр, — констатировал мой спутник. — Старший офицер на корме, вон там, — указал он.

Я стал подниматься, стараясь преодолеть чувство нереальности, порожденное чересчур быстрой сменой декораций и новой своей личиной. Отдал честь, как подсказал мне Брейтвейт, старшему и дежурному офицерам. На шее последнего болтался бинокль, и выглядел он скучающим и сонным. Нетрудно понять, что утренняя, вернее, рассветная вахта — собачье занятие на любой службе, будь она гражданской или военной. Я следовал за своим сопровождающим через простор ангаров к лестнице, простите, трапу, ведущему вниз. В конце концов, одолев лабиринт узких коридоров, я оказался в каюте с белыми стенами и одной койкой.

— Вы можете прилечь, если хотите, сэр, — сказал Брейтвейт. — Они совещаются. Пока что вы не понадобитесь. Кофе хотите?

В нашем деле, по крайней мере среди тертых калачей, само собой разумеется: тебе скажут, когда придет черед узнать все, что положено. Поэтому я и не спросил, кто о чем совещается, и выпил чашечку кофе. Затем, оставшись один, снял форменную блузу растянулся на койке, закрыв глаза и стараясь не думать о той, что лежала, покрытая с головой одеялом, в одной серебристой туфельке. Спустя какое-то время я заснул.

Когда я открыл глаза, было уже далеко за восемь, но каюта не сообщалась напрямую с внешним миром, и не без труда удалось представить себе, что где-то уже наступил рассвет. Легкая вибрация дала знать, что мы отплыли. Тем временем появился Брейтвейт и провел меня вниз по коридору в уборную, а потом на завтрак в офицерскую кают-компанию. Я понял это по табличке на двери. У нас был столик на двоих, но там находились и другие офицеры, которые посмотрели в нашу сторону, когда мы усаживались. Я надеялся, что не выгляжу таким притворой, каким ощущал себя в чужой форме.

— Мы не собираемся превращать вас в ходячую загадку, сэр, — заметил Брейтвейт. — Что касается команды, то для нее вы попросту резервист, временно находящийся на срочной службе для наблюдения за тренировочными полетами. Таким образом мы избежим кривотолков и не придется ни от кого прятаться. — Он посмотрел на часы: — Вот-вот появятся летчики. Как только кончим жевать, поднимемся и начнем наблюдать за тренировочными посадками, чтобы не вызвать подозрений. Надеюсь, вы не очень возражаете против шума?

Он насмешливо улыбнулся. В тот момент я не понял отчего, но все стало ясно, когда мы поднялись на узкую наблюдательную полосу на площадке авианосца, выходящую на взлетную палубу размером с три футбольных поля — с катапультой впереди и тормозными устройствами на корме. Обо всем этом поведал мой добросовестный сопровождающий. К тому времени мы находились уже далеко в Мексиканском заливе; день выдался солнечный, но прохладный. Авианосец шел против ветра, так что пришлось натянуть свою фуражку до ушей, чтобы ее не снесло.