Человек, который похитил королеву и распустил парламент - страница 39
Молчание скрывало различие чувств, которые охватили собравшихся в клубе людей. Одно из неписаных правил клуба состояло в том, что деловые речи запрещалось вести до тех пор, пока не соберутся все члены клуба.
Прошло пять минут, прежде чем за блестящей дубовой дверью послышался раздраженный голос, возвестивший о прибытии «проклятого старого дурака». Он, конечно, был стар и мог считаться дураком, но граф Лэнгли не был дураком, и Комптон-Дуглас хорошо знал это. В свои восемьдесят четыре года он все еще мог напугать многих и тех, кто считал себя недосягаемо сильным, незаменимым и необычайно влиятельным. Во многих случаях одного слова Лэнгли было достаточно, чтобы человек занял видное место в политических сферах. Его власть фактически была неограниченной. Однако действовал он неофициально, являясь советником и доверенным лицом трех династий. Именно Лэнгли предложил вырыть из могил трупы убийц королевской семьи и повесить их в Тайберне, он давно уже являлся глазами и ушами королей и королев, преданным их слугой. Любопытно, что по мере ослабления королевской власти влияние Лэнгли усиливалось. Дед Лэнгли говорил своему четырнадцатилетнему внуку: «Помни мои слова, Эдвард. Трон когда-нибудь падет, но мы все равно останемся, мы от этого не пострадаем». События показали, что старик был прав, по крайней мере до сих пор.
С появлением Лэнгли совещание началось без каких-либо предисловий. Положение старейшины дало Лэнгли право открыть это совещание.
— Далеко пойдет, если будет твердо держаться, — пробормотал Уинлос.
— Когда мы кончим поздравлять эту свинью, может быть, с пользой для дела обсудим обстановку, — нетерпеливо проворчал фельдмаршал.
— Речь пойдет о том, что делать? — спросил старый граф и, сладко потянувшись, сел в кресло у окна. Казалось, его больше интересовало, что происходит на улице, чем резкий ответ Комптона-Дугласа:
— Конечно. Зачем же иначе мы здесь?
Не привлекли внимания графа и слова Уинлоса, начавшего подробно рассказывать о происшедшем и о своем длительном разговоре с взволнованным премьер-министром.
— Он, наверно, потерял голову? — спросил Лэнгли и от удовольствия потер свой длинный нос. — Я всегда говорил, что мы узнаем, что это за человек, сразу же, как только произойдет что-нибудь серьезное.
— Не так уж много он мог сделать при таких обстоятельствах, — осторожно заметил Уинлос.
— Если бы это произошло при Уинстоне, он послал бы Вайатта к черту и мобилизовал бы силы армии, флота и авиации. Только трусливые социалисты могли позволить горстке людей овладеть страной.
— Но ведь это не горстка людей, — возразил Минтер.
— Нет, горстка. — Лэнгли даже не попытался скрыть своего раздражения по поводу сказанного Минтером. — Все в этой операции — и метод ее проведения и ход ее — говорит о том, что мы имеем дело с горсткой людей.
— Сейчас вопрос состоит в том, что предпринять, — заметил Комптон-Дуглас.
— Ничего.
Четверо уставились на графа, будто он сказал что-то неподходящее для человека с нормальной психикой. Фельдмаршал опомнился первым:
— Ничего?! Вы понимаете, что они арестовали королеву и намереваются отправить ее в Тауэр, а я являюсь заместителем начальника этой тюрьмы. Если, черт побери, ничего не будет сделано, я возьму десяток хороших парней и сам пойду на выручку королеве.
— Успокойтесь, дружище. Не нужно рассчитывать, что страна будет благодарна вам за это. Никто из ответственных лиц не станет благодарить вас за то, что вы подвергнете королеву еще большей опасности, чем она подвергается сейчас.
— Он не осмелится на такой шаг! — крикнул Минтер.
— После того как это безобразие будет ликвидировано, придется потуже затянуть лямки, — проворчал фельдмаршал. — Я буду требовать увеличения численности гвардии.
— Когда же наконец мы приступим к делу? — вступил в разговор Ригг. Его голос прозвучал в тишине подобно колоколу. — Налицо небывалая катастрофа, а перед нами пока только предложение ничего не делать. Дуглас словно перелистывает страницы «Трех мушкетеров». Но сейчас не время для королевских романов.
Комптон-Дуглас вспыхнул, крякнул от злости и как бы из засады тихо спросил: