Человек, который похитил королеву и распустил парламент - страница 8

Вайатт поймал себя на том, что бормочет какое-то латинское изречение. Он теперь отчасти понял, почему решил отвлечься на эти пять минут. Вайатт возвращался к машине, а Кромвель с навечно зажатыми в руках Библией и шпагой хмурился на текущую мимо него жизнь и на весь мир, в котором все тривиально и нет ничего святого.

Заметив возбуждение на лице Дженнингса, Вайатт ускорил шаги. Дженнингса охватило волнение.

— Ну что? — поинтересовался Вайатт.

— Плохие вести, сэр. Объект номер один запаздывает.

Вайатт заметил, что бледное лицо сержанта начало розоветь.

— Намного? — спросил он.

— На пятнадцать минут.

— Сообщи разведчикам, предупреди все машину. В шестнадцать ноль-ноль вводятся в действие планы «А» и «В».

— А мы не опоздаем?

— Не опоздаем, если ты поторопишься.

— Есть, сэр.

Вайатт швырнул вечернюю газету на переднее сиденье.

— Можешь посмотреть ее, пока будем ждать.

Добрая монашеская улыбка на лице младшего прокурора говорила о чем угодно, но только не о том, что солдата обвиняют в измене. Когда он встал и, устремив вперед нарочито пристальный взгляд, начал допрашивать рядового Джексона, тот не проявил ни малейшей озабоченности и никаких эмоций.

— Итак, Джексон, вы подтверждаете, что двадцать третьего числа были водителем тяжелого грузовика. Насколько я понимаю, примерно в девять часов утра вы вывели эту машину из своего лагеря и прибыли на ней в Лондон в двенадцать часов. Защита хочет убедить нас в том, что в городе вы сделали несколько заранее запланированных остановок. После этого вы подъехали к площади Смита, выждали момент и приняли участие в соответствующих действиях… И все это вы делали, якобы не имея ни малейшего представления о том, что происходит.

— Я никогда не говорил, что не знал о том, что происходит. Меня спросили, подчинялся ли я приказам. Я ответил, что подчинялся.

— Незаконным приказам?

— Не мне было судить — законные они или незаконные.

— Иными словами, вы хотите, чтобы мы поверили, что вам не было что-либо известно о подрывной деятельности Вайатта до определенного момента, то есть до момента начала действий — двадцать третьего числа?

— Вы хорошо знаете, черт возьми, что мне это было известно.

Судья предупредил обвиняемого, чтобы он не употреблял впредь грубых выражений. Прокурор продолжал допрос:

— То, что я могу знать или не знать, к делу не относится. Для меня важно установить со всей очевидностью, что вы действовали добровольно, по своему желанию и в обстановке, которая предоставляла вам свободу выбора. Учитывая упомянутые обстоятельства, смешно говорить о выполнении приказов. Расскажите, пожалуйста, суду о том, как вы были вовлечены в события двадцать третьего числа.

Джексон, по-видимому, не услышал вопроса. Он устремил свой взгляд на огромный сводчатый потолок и на барельефы из ангелочков… Или, возможно, его совсем не интересовало происходящее. Прокурор повторил свой вопрос.

— Как был вовлечен? — переспросил Джексон. — Главным образом через дискуссионные группы.

— Дискуссионные группы? В армии?

— Да, это обычная практика. Офицеры часто беседуют с солдатами, проводят с ними свободное время.

— Офицеры или солдаты?

— И те и другие, если хотите.

— И какие же вопросы обсуждаются в таких беседах?

— История полка. Собственно говоря, по этому предмету нам читали лекции… Древняя и современная стратегия и тому подобное.

— Политические вопросы тоже обсуждали?

— Естественно.

— Надо полагать, дискуссии на эту тему организовывал Вайатт?

— Да, капитан Вайатт.

— Подрывной характер проповедей, по-видимому, требовал от Вайатта известной осторожности в этих беседах, не так ли?

— Он не скрывал своих убеждений.

— А не рискованно ли это было?

— Может быть, и рискованно, но это уж его дело. Капитан знал, что делал.

— Итак, Вайатт избрал своим предметом политику и рассказывал о своих взглядах всем без исключения?

— Капитан говорил о текущих событиях, а обсуждая их, невозможно не говорить о политике, так ведь? Я хочу сказать, что они охватывают многое.

Прокурор усмехнулся вслед за судьями, чтобы показать, что он тоже человек. Допрашиваемый солдат обнаруживал признаки образованности, явно не соответствующие его званию и бывшей профессии.