Человек на войне (сборник) - страница 22

У крестной хозяйство сохранилось. И дом, и огород, и корова. Хлеба, как всем, недоставало, но за счет усадьбы держались, голодные не сидели. По весне на поля ходили, вытаявшую картошку собирали и делали из нее «тырники». Картошку мыли, клали под донце, а на донце камни, отжимали мерзлотную влагу, сероватую и пузырчатую. Стекшую жидкость отдавали корове, отжатую картошку толкли и пекли лепешки. А если еще и посолить удавалось, то вполне съедобно было.

Хотя жили с крестной двое младших, Сергей и Полина, хозяйство она вела практически одна. Сергей этой весной закончил ремесленное училище и работал токарем на заводе «Арсенал». Забрал из бани, к ворчливому недовольству матери, короткую и широкую скамейку, на которой корыто для стирки белья хорошо помещалось и высота удобная, спину не ломала, и увез на завод – ему нужнее, росту до станка не хватает. А поселился на жительство в заводском общежитии.

Разумеется, когда приезжал в Дубровку, матери помогал. Но не часты были те посещения, работы много, иной раз сутками из цеха не уходил. Прикорнет, где удастся, под верстаком или на ящиках, поспит несколько часов и снова к станку. Нередко мать, не дождавшись сына, сама ехала в Ленинград к проходной, везла ему домашний доппаек.

Муж и три других сына воевали. Отец и два старших на разных фронтах, а шестнадцатилетний Василий под Ленинградом, в ополчении.

Самая младшая в семье и единственная дочь у родителей Полина, ровесница Миши, работала на торфоразработках, укладывала торфяные брикеты на транспортер. Уходила каждое утро и возвращалась к вечеру, чуть живая от усталости. Так что дома от нее помощи было не особо много. Но одно то хорошо, что хлеб какой-никакой в дом она приносила.

Быстро проскочил небольшую деревеньку.

«Не останавливаться… Не останавливаться так не останавливаться. Кто их знает, почему. Может быть, для меня опасно, может быть, к мероприятию какому готовятся, не хотят, чтобы я немцев насторожил, а может быть… Может быть, и без меня там наши глаза и уши есть. Да мало ли, что может быть, не до чужих забот, со своими бы справиться».

За деревней…

За деревней то же место, но не зима, а лето. Стайка ребят и растворившийся среди них Микко спешит по своим ребячьим делам. Навстречу немцы-фельджандармы катят на велосипедах. Останавливают ребят, обыскивают. У одного находят клочок чистой бумаги и огрызок карандаша.

– Шпион? – кричит немец.

– Нет, – отвечает тот по-русски.

– Русский шпион, – уже утверждает жандарм. И бьет кулаком в лицо. Бьет, как мужика, изо всей силы. Наступает упавшему мальчишке сапогом на горло и стоит так, пока мальчик не перестал трепыхаться.

Микко невольно ускоряет бег, изо всех сил отталкивается палками – прочь, прочь от этого страшного места.

Не так быстро, как первую, прошел и вторую деревню, вытянувшуюся вдоль речки.

И опять повезло. Ближе к вечеру его догнал санный поезд, мобилизованные немцами на извоз крестьяне из русских деревень. Поведал и им свою легенду, вернее, часть ее.

Упомяни, что совсем недавно был в Ленинграде, начнутся расспросы: что там и как там. Правду говорить рискованно, вряд ли немцы такое скопление русских без своих глаз и ушей оставили, наверняка в группу внедрены предатели. А говорить то, что было отработано в соответствии с легендой как линия поведения – зачем своих, уж если не обманывать, то вводить в заблуждение и душу им травить, рассказывая только про бедствия блокадников.

Посочувствовали и взяли с собой.

– Садись в любые сани и поезжай, пока по пути.

Но о себе мало что сказали. Может быть, его опасались, может, кого из своих подозревали, а скорее всего, жизнь под оккупантом приучила их сто раз подумать прежде, чем слово сказать.

Поздно вечером остановились на ночлег. Поужинали как-то уныло, лишь бы «кишку набить», и сразу же легли спать.

Хотелось спать, и глаза закрывались, но сон не шел. Лезло в голову, проигрывалось то, что предстояло ему сделать здесь, за линией фронта. А когда эти заботы оставили, громко храпевший дядька мешал заснуть. Его будили, поворачивали на бок, но, заснув, он снова ложился на спину и начинал храпеть.