Человек не отсюда - страница 11
Мы молодое государство, молодой народ, наше искусство молодо. Молодость наше преимущество. Русское чудо оно в том-то и состоит, что за два века, XIX и XX, наша живопись обогатила мировое искусство именами Малевича, Шагала, Врубеля, Кандинского, Серебряковой, Ларионова, Филонова, Коровина, Фалька, Репина, Нестерова и других. Музыкой Чайковского, Бородина, Стравинского, Рахманинова, Шостаковича, Прокофьева, Шнитке, Мусоргского. В литературе Россия мощно выступила в лице Толстого, Гоголя, Достоевского, Чехова, Тургенева, Маяковского, Цветаевой, Ахматовой, Булгакова, Бунина, Бродского, Блока. В кино, в театре, архитектуре — создав мировые шедевры, Россия ворвалась в мировое искусство нежданно для Европы. Во всех областях она заявила о себе новыми и авангардными явлениями. Это было действительно чудо. Россия выступала вундеркиндом. В сравнении с Италией, Францией, даже Голландией, ее искусство было не менее смелым. Можно только восхищаться явлением этого феномена русского ренессанса. Желание казаться старше — детское желание. У России есть прелесть юности, это ее сила.
Самая ранняя память детства. Мы не знаем, когда она начинается, один ее пример я услыхал от Лены Рубашкиной. Однажды девочкой она шла по деревне с мамой. Вдруг увидела козу. Испугалась. Взяла мать за руку и стала обходить козу издалека. «Что с тобой?» — спрашивала мать.
Лена ничего не могла объяснить, а была девочкой отчаянной, не боялась ни быка, ни коров.
Потом мать вспомнила, что, когда была беременна Леной, шла по улице и на нее напала коза, мать защищала обеими руками живот. Отогнала козу, но страшно напугалась, и вот когда этот страх отыгрался.
После войны «давалки» стали давать орденоносцам дешевле. Давали в саду на скамейках, звали их клеенками.
Ему всегда надо было кого-то любить. Он не мог жить без любви. Он страдал от отсутствия любви больше, чем от неудачной любви. Он говорил, что никогда до конца не мог понять ни одну женщину. Всякий раз он убеждался, что из нее можно извлечь еще и еще любви и сострадания, что чувство ее неисчерпаемо, всякий раз он убеждался, что любовь оказывается и больше, и удивительнее. Любовь нужна, чтобы делать желанных детей, то есть добротное потомство, — великую живопись, музыку.
Ольга Берггольц всегда вызывала сочувствие, что бы с ней ни случалось, в каком бы виде она ни была. Пьяная, облюет себя, матерится, и все равно хороша, все равно при этом любима всеми, все ей сочувствуют, понимают, прощают. Ее любили замечательные мужчины: Борис Корнилов, Юра Макогоненко, они сами пили как следует, а вот от ее пьянства страдали.
Он жил в гостиницах. Не приобретал домов, квартир, вещей. Сберегал свою память. Хранилище молодых воспоминаний. Российских. Он не пользовался «казенными» библиотеками. Отчасти, может быть, этим объясняется феномен его исключительной памяти. Людей памятливых много. Все равно память Набокова остается редкостной. Она умела реставрировать мироощущения его детской жизни, от когда-то испытанного поединка с грифелем сломанного карандаша, от процесса засыпания в детской, от самых незначительных деталей давно прошедшей жизни.
Чтобы вести такие реставрационные работы, надо, очевидно, ограничить приток свежих впечатлений. Так оно и было, судя по его произведениям. Я, конечно, полагаюсь тут на услышанное от его друга, профессора Университета в Канзасе.
«Другие берега» — его воспоминания, мир детских, юношеских, семейных событий покоится на прошлых, на прожитом, как будто последующий приток жизни был прерван.
При этом он потчует нас не консервами, его воспоминания имеют свежесть узнавания — и со мной так было — детство имеет куда больше открытий, чем взрослость. Одно из самых сладких чувств при чтении — это момент узнавания — Боже мой, это же и про меня, и я это чувствовал, и я так думал, об этом плакал. Но если со мною это уже было, почему я так рад встрече с прошлым чувством? Скорее всего, мне радостно вспомнить забытое, сладостна моя общность с другим человеком. Соприкосновение. Прошедшее возникает ярко, оно подарок. Неожиданная награда. Оно избавляет от одиночества. Один из читателей признался мне: «Благодаря книге я не чувствую себя отделенным от людей, без таких книг я был бы одинок, они заполняют мир близкими мне людьми».