Человек-подушка - страница 18

Катурян. Но это ничего не извиняет.

Михал. Это извиняет хотя бы то, что ты убил двоих. Почему это не может извинить меня за тех двух, который я убил?

Катурян. Я убил двоих за то, что они мучили своего ребенка семь лет. Ты убил троих детишек, которые никого никогда не мучили. Вот в чем разница.

Михал. Откуда ты знаешь, мучили они или не мучили. Эта девочка с лезвиями в горле была та еще штучка. Она так орала.

Катурян. Как ты убил третьего ребенка? Говори, Михал! Я хочу знать. Тоже из какого-нибудь рассказа?

Михал. Ммм…

Катурян. Из какого рассказа?

Михал. Ты сойдешь с ума.

Катурян. Да не сойду я с ума.

Михал. Ну… немножко сойдешь.

Катурян. Так, из какого она рассказа?

Михал. Из… ну, понимаешь… она была похожа… на… «Маленького Иисуса». Да, на «Маленького Иисуса».

Катурян. Почему именно «Иисус»?

Михал. (пожимает плечами) Это очень хорошая история. Ты отличный писатель, Катурян. Даже не сомневайся, если услышишь другое мнение.

Катурян. (пауза) И где ты ее оставил?

Михал. Там, где ты похоронил папу и маму. В колодце.

Катурян. (пауза) Бедная глупая девочка.

Михал. Я знаю. Это было ужасно.

Катурян. Надеюсь, что быстро.

Михал. Мгновенно.

Не плачь, брат. Все будет хорошо.

Катурян. Как же будет хорошо? Как вообще может быть теперь все хорошо?

Михал. Не знаю. Ты сам так обычно говоришь в сложной ситуации! «Все будет хорошо». Хотя все совсем не будет хорошо. В любую минуту они могут прийти и расстрелять нас. Ведь правда? А это совсем не хорошо. Это даже почти что наоборот. Да уж. (Пауза.) Интересно, черт возьми, они казнят нас вместе или друг за другом? Хорошо, если вместе. Я бы не хотел в такую минуту быть один.

Катурян. Я ничего не сделал!

Михал. Слушай, даже не начинай. Не раздражай меня. И даже если они неказнят нас вместе, они похоронят нас вместе, в одной могиле, чтобы сэкономить на могильщиках. А я ужасно не хочу лежать в земле один. Это так страшно. Одному в земле, весь свой век, просто ужас! И уж точно, по крайней мере, мы соединимся на небесах, что бы ни случилось. Предстанем перед господом вместе. Давай, кто быстрее, а?

Катурян. В какую часть рая ты хочешь попасть, Михал? Там, где держат детоубийц?

Михал. Нет, не там, где держат детоубийц, жопа ты вонючая. В нормальном раю. Как в фильмах.

Катурян. Хочешь знать, куда ты попадешь после смерти?

Михал. Куда это? Только не говори мне сейчас ничего обидного, я вижу, ты в плохом настроении.

Катурян. Ты попадешь в маленькую комнатку в маленьком доме в маленьком-маленьком лесу, и весь оставшийся век ты будешь жить под надзором – но не под моим надзором, а хуже. Под надзором людей, похожих на маму и папу, они будут ухаживать за тобой именно так, как ухаживали за тобой твои родители. Но только на этот раз меня уже не будет рядом, чтобы вызволить тебя из беды. И знаешь почему? Потому что я буду совсем в другом месте, ведь я не мучил несчастных детишек.

Михал. Это самая обидная вещь, которую кто-либо кому-либо когда-либо говорил. Я больше вообще не хочу с тобой разговаривать.

Катурян. Хорошо. Давай просто посидим в тишине, пока они не придут за нами и не убьют нас.

Михал. Это самая обидная вещь, которую я когда-либо слышал! Я ведь просил не обижать меня. Я сказал: «Не говори мне ничего обидного», и что же ты наделал? Что ты сказал? Ты взял и специально сказал мне самые обидные слова, какие знал.

Катурян. Я просто очень люблю тебя.

Михал. (пауза) Что ты имеешь в виду под словом «просто»? Это еще более обидное слово. Хотя ты уже и так сказал мне самые обидные слова в моей жизни! О, господи!

Катурян. Давай посидим в тишине.

Михал. Я попытался. Но ты продолжаешь говорить мне гадости. (пауза) Скажешь, нет? (пауза) Нет, ты скажи? Разве это называется «посидеть в тишине»? Ну, хорошо.