Человек, помоги себе - страница 26

На второй перемене Роза принесла дополнительные известия: записка Ларисе Нечаевой вручена, сегодня Лариса явится к Юлии.

А на геометрию неожиданно пожаловала сама завуч. Оказывается, математичка Клара Михайловна заболела.

— Займемся Некрасовым, — по-обычному сухо сказала Юлия Гавриловна. — Но сначала выньте чистые листки.

И она продиктовала нам три вопроса: первый — кем ты хочешь быть? Второй — под чьим влиянием выбрал себе будущую специальность? Третий — как себя готовишь к ней сейчас?

— Отвечайте быстро и коротко, — потребовала учительница.

— Как в анкете? — ввернул Ясенев.

— А это и есть анкета. Проводим опрос во всех девятых. Посмотрим, что из себя представите в будущем.

— Незаменимые кадры, — опять ввернул Ясенев-Омега.

— Особенно ты, — съехидничала Зинуха. — Номенклатурный кадр.

— Пишите! — пресекла разговоры Юлия Гавриловна.

Я написала предельно коротко: «1. Журналисткой. 2. Самостоятельно. 3. Пишу, публикуюсь». Заглянула в Зинухин листок, у нее всего два слова: «Не знаю». Дальше жирный прочерк. После таких слов на второй и третий пункт, конечно, отвечать нечего. Я удивилась:

— А геологом?

Зинуха, хоть и ходит в музыкальную школу, интереса к музыке никакого не испытывает, за пианино садится, можно сказать, из-под палки. И все время твердила: «Буду геологом». А теперь, значит…

— Нет, тоже не то. Не знаю — и все.

Собрав листки, Юлия Гавриловна сказала, что итоги опроса сообщит в понедельник. И заставила читать отрывки из некрасовской поэмы — мы должны были выучить их наизусть.

К концу уроков Алямова выяснила: Лариса была у Юлии. И Юлия Гавриловна объявила ей, что без матери вопрос об уходе из школы решиться не может. Вот приедет мать, тогда обсудят — учиться Нечаевой дальше или нет. А пока — изволь посещать уроки. Нечаева сказала, что с понедельника придет.

Значит, я и вправду зря паниковала. Все уладилось.

Когда мы уходили домой, Вика в раздевалке напомнила мне:

— Стихи-то для вечера сделай.

Так и сказала — «сделай». Как ни в чем не бывало — будто у нас с ней и не было никакой стычки. Я не стала строить из себя обиженную и ответила тоже как ни в чем не бывало:

— Постараюсь.

А на улице, у школы, увидела Ясенева. Он стоял с независимым видом, спиной к школе, посвистывая, размахивая сумкой на длинном ремне. Сумка, шаркая по земле, болталась, как маятник. А Ясенев-Омега смотрел на крыльцо школы — как шею не своротил! Роза — она шла за мной — сразу заметила:

— С Маши глаз не сводит.

На крыльце кружком стояли девочки из девятого «Б» и среди них худенькая Зубарева — в красной куртке с молниями. Она, явно ощущая на себе ясеневский взгляд, неестественно громко смеялась.

Когда я проходила мимо Ясенева, он отвернулся. Не то смущенно, не то обиженно. Так и не получил от меня заказанные стишки!

Дома я сразу засела сочинять, но не писались никакие стихи ни для вечера, ни для влюбленного Ясенева. Черкала, комкала, бросала.

А вечером у нас были гости — мамина подруга с мужем. Он инженер, а Зоя Николаевна, как и мама, врач. Она долго жила на Севере и интересно рассказывала, как после института начинала работать в маленьком сибирском городке, большую часть года заваленном снегом. Я слушала ее и вспоминала, как мы тоже жили в Сибири — в таежном поселке, пока папу не перевели на юг. Я тогда была совсем кроха, но, когда Зоя Николаевна заговорила про Север, ярко представила себе тот сибирский поселок, тоже заваленный снегом…

«…Завьюжило внезапно. В синих сумерках пропала бурая полоска соснового леса за рекой, налетел ветер и запорошил белесой замятью деревянные домики вдоль улицы. До сих пор стойко держалась золотая осень, солнечный август сменился спокойным сухим сентябрем, и, хотя подморозило, снега еще не было. И вот к вечеру накатились на город темные низкие тучи, обрушились неистовым снежным ураганом, и вмиг упряталось под мельтешащим белым пологом все живое…»

С маху, за один присест, написались эти строчки. Как начало какого-то рассказа. Вообразила, будто сама приехала после института в маленький сибирский городок. Я часто думаю, как начнется моя работа в газете. Фильм «Журналист» смотрела пять раз и особенно внимательно те сцены, в которых показана районная редакция. Мне у них там очень нравится. Редактор — чудный парень. А вот секретарша Валя, которую играет артистка Теличкина, выведена просто ради юмора. Такая флегма — еле слова ворочает. Смешно, но не реально. Настоящий журналист должен быть живым, быстрым, оперативным. Как Алла Тарасовна из молодежной радиоредакции. Когда ни придешь, всегда она в движении, в разговорах — телефонная трубка прижата плечом к уху: «Алло! Здравствуйте! Принесла? Так, хорошо. Это исправь. Сегодня сдаем. Приходите записываться. Алло, здравствуйте!» Написать бы про нее рассказ! Только плохо знаю, как у них все делается.