Человек с луны - страница 12

— Я не буду жечь моря,— ответил торжественно Маклай.— Я не сделаю вам ничего плохого. Я ваш друг. Не бойтесь меня.

И он жестом пригласил папуасов подняться к нему на веранду.

Сейчас Туй сам протянул свою сумку Маклаю.

— Смотри,— сказал он.

В сумке и в самом деле была целая куча преинтересных вещей. И каменные ножи, и раковины, и скорлупки молодых кокосовых орехов, и заостренные с одного конца кости, и гвозди, когда-то подаренные Маклаем.

— Что ты делаешь с этим? — спросил Маклай и показал на раковину с острым краем.

— Я ем кокосы.

— А этим?

Туй повертел длинную скорлупку:

— Ем кокосы.

— А этим?

— Этим я разбиваю кокосы. Это очень хороший донган. Я его сделал из кости свиньи. А это шелюпа. Это кость кенгуру.

— А что ты делаешь шелюпой?

— Ем кокосы. Маклай засмеялся:

— А этим шилом ты тоже ешь кокосы? «Шилом» была длинная и острая кость. Туй отрицательно покачал головой.

— Вот,— сказал он и привлек поближе одного из папуасов.— Видишь, какая рана? Плохая рана. Черная рана. В ране мухи. Этим я вынимаю мух. В ране бывают колючки. Тогда я этим вынимаю колючки.

И Туй гордо посмотрел на Маклая.

Но Маклай уже не слушал его. Он внимательно осматривал страшную, гноящуюся рану папуаса. Под коленом была опухоль. Маклай легонько надавил ее. Папуас скрипнул зубами и задрожал.

— Ульсон! — крикнул Маклай.— Дайте мне карболовой воды и бинтов.

— Ты хочешь ему сделать новую кожу? — спросил Туй.— Новая кожа — это хорошо. Ауэ!

Маклай промыл рану и перевязал ее марлей.

— У кого еще есть раны? — спросил он.

Один из папуасов подтолкнул вперед своего сына. Мальчик упирался и отворачивался от Маклая. Ноги, искусанные насекомыми и исцарапанные о колючки, сочились гноем и кровью.

Мальчик закатывал глаза и жалобно хныкал.

Маклай потрепал его по голове и сунул ему в рот карамельку, случайно завалявшуюся у него в кармане. Желтенькая бумажка с надписью: «Лимонная. Жорж Борман» — слетела с крыльца и, покружившись, села на ветку куста. Мальчик сосал карамельку и следил за полетом бумажки, похожей на бабочку. Он успокоился. Забинтованным ногам сразу стало легче. Мальчик потянул отца за руку и улыбнулся. Отец громко засмеялся. Он положил руку на плечо Маклая и приблизил свое лицо вплотную к его лицу.

— Ауэ! Ауэ! — выкрикивал он.— Человек с луны делает хорошо! Человек с луны — хороший человек.

— Ауэ! Ауэ! — вторили ему и другие папуасы. Отец мальчика оглянулся вокруг. Потом вдруг

решительным жестом он снял с шеи ожерелье и быстро надел его на шею Маклаю.

Одобрительный гул прокатился по толпе папуасов.

— Поздравляю,— сказал сзади Ульсон.— Вот теперь и вы вроде папуаса.

Но Маклай не смеялся. Он смотрел в глаза папуаса и чувствовал, что смотрит в глаза друга.

Маклай зажег лампу. Струйка копоти потянулась вверх над маленьким красным язычком. Стекло шаталось из стороны в сторону и не попадало в гнездо горелки.

Маклай недовольно положил стекло на стол и вытянул руку вперед. Рука дрожала крупной непрерывной дрожью. Маклаю казалось, что она просто прыгает.

— Из-за этой лихорадки скоро ничего нельзя будет делать,— сердито проворчал Маклай.— А ну-ка, без глупостей! — Он снова взял стекло.— Да не дрожи же так! — скомандовал он сам себе.— Стекло должно быть надето, и я его надену.

И стекло, звякнув, стало на место. Огонек сразу сделался ровным и спокойным, и ночь — еще чернее.

Темные деревья как будто придвинулись к хижине.

Они положили свои ветки, как руки, на перила крыльца и заглянули на крохотную веранду.

«Ты все еще не сдаешься? — как будто спросили они.— Ты все еще борешься?»

— Ерунда!— опять пробормотал Маклай.— Лезет всякая ерунда в голову. Кажется, уже с деревьями начинаю разговаривать. Хорошая порция хинина — это будет куда полезней.

Маклай взял лампу и вошел в хижину. Лицом к стене на постели лежал больной Ульсон. Бой что-то выкрикивал в лихорадочном бреду. Маклай намочил в ведре тряпку и положил ее на лоб полинезийцу.

— Проклятая страна, проклятая страна! — говорил торопливо Ульсон, приподнимаясь на постели.— Я хочу в Мальме. Отпустите меня в Мальме. Я не хочу больше болеть лихорадкой. Я не хочу смотреть, как умирает Бой. Бой непременно умрет! Разве вы не видите? Тогда нас останется только двое. И нас тогда непременно съедят папуасы. Я не хочу, чтобы меня съели папуасы.