Человек с тремя именами - страница 44

Все три батальона шли по улицам Альбасете, которые были еще с утра украшены красными флагами революции, трехцветными республиканскими и портретами благообразного пожилого интеллигента — президента Асаньи. Принарядившийся народ, стоявший вдоль домов по обеим сторонам уходящей бригады, приветственно подняв кулаки, отчаянно вопил «вива!» и все неистовее размахивал беретами, вышитыми платками и шалями. Многие молодые женщины и девушки бросали под ботинки волонтеров цветы, а некоторые матери с грудными младенцами на руках, подбегая к проходящим, требовали, чтобы кто-нибудь из них поцеловал ребенка. Чем ближе к центру, тем гуще становилась толпа и тем звонче и радостнее неслись крики. На трибуне главной площади ждал — потому и не явившийся в казарму — духовой оркестр. Он не останавливаясь играл «Интернационал», с той особенной фиоритурой в конце припева, которой отличается испанское исполнение пролетарского гимна от всех других. Приближающиеся к трибуне роты, издали заслышав его, подхватывали, каждая на своем языке, но пение звучало с такой силой, что нельзя было расслышать ни итальянского, ни немецкого, ни сербского, ни польского, ни французского, ни фламандского, ни даже испанского языка — все они слились в какое-то огромное музыкальное эсперанто. Лица большинства бойцов выражали одновременно и восторг и смятение, а на глазах у некоторых можно было заметить и слезы.

Шоссе на Мадрид поначалу тянулось вдоль железной дороги, потом ушло на восток. Часа через два Лукач по карте показал шоферу, что от узловой станции Кинтанар-де-ла-Орден, где оно соприкоснулось с боковой железнодорожной веткой, надо повернуть на запад к той самой, дальше которой поезда не ходят и само название которой Марти счел невозможным произнести. А в Кинтанаре все знали, что Вильяканьяс — конечная станция и что от нее до Мадрида можно доехать лишь автотранспортом.

Попав в Вильяканьяс еще засветло, Лукач и Фриц с переводческой помощью Сегала нашли под навесом кузницы устроившееся здесь интендантство батальона Гарибальди. Чтобы встретить прибывающих бойцов манеркой горячего кофе со сгущенным молоком и хлебом, оно отправилось сюда спозаранку. Интендант батальона Скарселли, грузный человек лет сорока пяти, в измызганном полушубке и грязных брюках, зримо доказывавших, что черной работы он не чурается, сиплым, еле слышным голосом, каким говорят больные запущенным туберкулезом горла, доложил по-французски о полученном от майора Паччарди распоряжении обеспечить горячим кофе нe только гарибальдийцев, но и оба других батальона. Выполнить это он сможет, потому что у него не три котла, как положено, а целых пять. Два лишних он выцарапал с альбасетского склада, встретив приятеля — однорукого испанца. И Скарсслли, подмигнув генералу и взмахнув пол-литровым черпаком, привел какую-то итальянскую поговорку, которую Сегал попробовал перевести:

— Дабы иметь пять котлов, не надобно иметь пять голов, довольно старого друга ни пяти слов...

Согнувшись в три погибели, чтобы забраться вслед за Фрицем в свой «опелек», Лукач заговорил не о Скарселли, но о Паччарди:

— Конечно, Галло ему подсказывал. Суть ведь не в том, что не одни гарибальдийцы кофе напьются, но такие вещи скрепляют людей. И немцы, и французы не сразу забудут, что итальянцы о них позаботились... А три столика под навесом перед кафе ты заметил? Нет? Знаешь, зачем они? Каждому волонтеру по пяти песет на мелкие расходы выдадут. Чтоб на курево было... Так что со всех сторон кое-что начинает делаться. Вот только самого главного нам сделать не дали.

— Ничего не попишешь.

— А сознайся, что Скарселли, похожий на разбойничьего кашевара, тебе не очень-то?.. Но, как говорится, по лицу встречают, а по поведению провожают. Он хоть и с черпаком, а вовсе не кухонный раздатчик. Больше месяца уже провоевал, очень опасно был ранен в горло. А до того у дуче в тюрьме четыре года отсидел.

В пустынном с наступлением вечера, затемненном Мадриде они проехали прямо во двор министерства финансов и остановились в невзрачном углу возле двери в подвалы. Фриц раньше уже бывал тут. Оставив машины и Сегала на земной поверхности, они по крутым ступеням спустились в бетонную преисподнюю. Нижний часовой взглянул на их документы, нажал кнопку звонка, и заспанный сархенто гуардиа де асальто повел их по узкому коридору к переводчице, которая, переспросив их имена, заявила, что Владимир Ефимович давно ждет.