Человек среди религий - страница 9
Так или иначе, какими бы свойствами ни обладали ориентирующие учения, они возникают из внутреннего опыта многих людей, но опираются на внутренний опыт отдельного человека, на те постижения, через которые он проходит сам. Они могут интерпретировать переживания человека, могут говорить о недостаточности внутреннего опыта и сулить ему новые важные постижения в будущем, но только наш собственный внутренний опыт (и внешний, конечно, являющийся во многом его источником) позволяет учению вступать с нами в ориентирующие отношения.
Поэтому каждый человек является одновременно и полем сражения учений, и их полновластным арбитром – хотя бы для себя самого, хотя бы на сегодняшний день. И какой бы кредит доверия я ни оказал учению, рано или поздно должен настать момент, когда я спрошу себя о том, насколько предложенные им картины мироустройства совпадают с тем, что я вижу вокруг, и с тем, что я переживаю.
Между внутренним и внешним
Философия не может свести все средства ориентирования в какую-то единую систему, хотя многие учения и пытаются сделать нечто подобное – в естественных поисках убедительности. Условной является и та модель, которая говорит о разуме и чувствах как об основных реалиях внутреннего мира. Иногда ориентирующие нас импульсы имеют настолько своеобразный характер, что нет смысла притягивать их к этой схеме.
Примером может служить та внутренняя позиция, которую можно назвать экзистенциальной точкой виденья. Речь идёт об особом свойстве сознания (это может быть органичное душевное свойство или выработанная способность) уводить своё внимание и от внутреннего и от внешнего мира. Такое состояние позволяет нам получить доступ к новым ориентирам, не входящим во внешнюю картину мира и не принадлежащим к собственно внутренним переживаниям. Мы как бы заглядываем в щель между этими мирами. Или – начинаем непосредственно улавливать идущий в наше сознание свет сверху. Или – входим в соприкосновение с реальностью более высокого плана, чем внешняя или внутренняя реальность…
Хотя к экзистенциальному опыту нас иногда приводит то или иное из наших глубоких чувств, этот опыт является совершенно особым средством ориентирования. К нему обращаются и многие религиозные учения, помогающие человеку выработать в себе навыки подобного восприятия.
Другой пример не так схож с предыдущим, как может показаться на первый взгляд. Это представление о благодати как о внеприродном воздействии Высшего на сознание человека. При этом человек получает доступ к восприятию определённых явлений с непререкаемой степенью очевидности. В некоторых случаях он может не считаться с этой очевидностью, но никак не может отрицать её.
Что касается свидетельств такого опыта, об их достоверности можно судить и психологически (как мы судим о достоверности любых свидетельств, относящихся к внутреннему опыту), и по дополнительным приметам (например, возможность предвидения, ясновидения и пр.). Впрочем, как и все другие свидетельства, они могут быть подвергнуты сомнению.
Существуют и различные другие переживания, состояния, озарения, которые расширяют и обогащают наши обычные человеческие возможности. Иногда их обобщённо называют состояниями изменённого или расширенного сознания. Известно и много других терминов, но терминология ещё ничего не решает.
Для человека, который реально испытал важное для него состояние, оно является внутренне достоверным фактом вне зависимости от того, найдётся ли для него название. Человеку, который узнаёт о тех или иных состояниях со стороны, приходится вырабатывать собственную оценку их достоверности. Ему приходится по-своему оценивать их субъективность (принадлежность к чужому внутреннему миру) или объективность (принадлежность к общему миру, но назовёшь ли его внешним?). В зависимости от этой оценки термин наполняется для него тем или иным содержанием.