Человек в степи - страница 6

стр.

Все сидели под комбайном. Отработавшие девчата собирали свои узелки, а пришедшие на смену без дела перешептывались, но осторожно, с оглядкой на Глазунова.

— Сутки прошли неплохо, — повторил Глазунов, — только Голубничая подвела. Обрадовалась, что ночь темная, и проспала, пропустила свой тур. Одна из-за своей разболтанности задержала весь агрегат. Расскажи, Голубничая…

С земли поднялась солидная, полнокровная деваха с толстой, в руку, косой, с толстыми, цвета молодой картошки исцарапанными ногами.

— Расскажи: почему проспала?

— Я не спала.

— То есть как! — носатое мелкоглазое лицо Глазунова сделалось от прищура почти безглазым. — Твой номер пятый? Товарищ весовщик, она за четвертым поехала с тока?

— За четвертым, — весовщик уныло сморкнулся.

— Почему ж, когда я после четвертого сигналил, машину задержал, не ты появилась на колее, а Петрищева? Не слышу!.. Петрищева появилась?

— Петрищева, — не сразу сказали девушки.

— Ну вот! За то, что спишь во второй раз да еще врешь, мы тебе, Голубничая, на столько, — Глазунов показал на мизинце, — не будем доверять.

Он пошел с круга, но приостановился:

— Есть другие мнения? Тогда все!

Люди разошлись. Возчицы, пока отдыхали быки, тоже приткнулись вздремнуть, а Голубничая села в стороне на стерню и заплакала.

Глазунов, проходя мимо, остановился:

— Виновата, а теперь спать не даешь людям!

— Неправильно вы, Василь Николаевич, поступаете, — слезы мешали говорить девушке. — Неправильно… Не знаете, а говорите: «спала, спала…» Я не спала! И этот, и тот раз не спала. Проклятый шкворенок из разводины выскакивал. Искала… Кругом темно…

— Чего ж не сказала?

— Скажи вам, еще больше б началось. Мол, тёха-растелёха, мол, задницу свою не потеряла?! Вы ж накинетесь, думаете, не обидно?..

Глазунов глядел в землю.

— Нельзя, — осторожно кашлянул он в руку, — иначе, Маруся, нельзя работать!..

Он стянул развернутую было тряпицу с едой, кашлянул погромче.

— Хватит, не гуди. Неси из ящика кувалдочку, подладим шкворень.


* * *

К хутору мы направлялись с бригадиром тракторной, пожилым мужчиной.

— Тяжел Глазунов, — сказал я.

— Малость есть, — шагая, усмехнулся бригадир.

После рассветной влажности быстро припекало. Клубы пыли из-под машин вставали по дороге.

— Мы с Василем вместе за границей демобилизовались, — сказал бригадир. — В один вагон попали. Служили отдельно, а попали вместе. После границы едем нашей землей… Заместо станций — одни стены, деревни пожженные, только по буграм вырыты землянки, как сусличьи норы. Ребятишки бегут к нашему эшелону, машут, отцов ждут. А многие ль дождутся?.. Смотришь, завод разбомблен до фундамента и женщины (не понять: древние или подросточки) цельный кирпич отбирают от битого. Глазун лежит и не движется, думаю — спит. А пригляжусь — притворяется: глаза открытые.

Хорошая нас компания ехала. Вечером как-то зашлись с победы выпить. Один сосед-сержант говорит: «Эх, доберусь домой — с детишками посижу, с жинкой. За войну первый раз хоть неделю ни об чем думать не буду». Другой тоже семью вспомнил: «Да, — берет стаканчик, — подлечиться, в себя прийти надо. При такой разрухе лет на десять делов — восстанавливать».

Обсуждаем хозяйственные дела, а Глазун, — он выпить отказался, сказал — голова болит, — поворачивается до нас на полке, сам же здоровенный, а глаза муцупенькие, пронзительные, как у кобелюки. «Вас бы, — говорит, — за такие разговоры под трибунал!.. Отдыхать едете?! Десять лет, — говорит, — сволочи, восстанавливать, лодыря гонять собираетесь…»

Один танкист, человек выдержанный (как раз очень дружил с Василем, у них и сумка общая была), поворачивается к Василю:

«Ты, — спрашивает, — собираешься восстанавливать хала-бала или по-разумному? Если по-разумному, то и подходи с хозяйской головой. Восстанавливать ведь надо то самое, что всю нашу жизнь строилось. Всей нашей историей… Такое восстановить — это, по-твоему, лодыря гонять? Инженерски, технически необходимо самое малое на десять лет строить расчет».

Глазун как пихарнет с полки сундучок танкиста. Видать, нарочно, чтоб ударить, если человек возразит. Тог молчит, и мы тоже. Что ему, здоровиле, скажешь, когда он аж побелел весь?.. Как раз поезд на тормозах пошел. За окнами электричество на столбах. Ползем по саперному мостку, а сбоку — повзорванные фермы, через всю реку торчат из воды углами…