Челюскинцы - страница 3
Мы быстро собрались и полетели.
Легко сказать — полетели. На Севере то и дело плохая погода — то пурга, то туман, то метель. Мы, лётчики, называем такую погоду нелётной. На Севере лётная погода бывает редко, особенно зимой. Но всё-таки мы полетели к самому далёкому от Москвы месту — к мысу Дежнёва. Там лежит маленькое селение с красивым названием — Уэлен. В Уэлене живут чукчи и эскимосы.
Как только мы туда прилетели, разыгралась пурга. Лететь к челюскинцам нельзя. Стали мы жить с чукчами, стали ждать лётной погоды.
Там я подружился с одним маленьким чукчей. Ему было пять лет, а он уже сам запрягал собак в нарты. Иногда он даже брал маленькое ружьё — винчестер — и отправлялся на охоту, как большой. Звали его Ильянинген.
Вот один раз Ильянинген ушёл с тремя собаками на охоту и пропал. Прошёл день — его нет! Прошёл другой — его нет!
Отец маленького чукчи выходил из кибитки, звал:
— Ильянинге-ен!
Уууу! — отзывался ветер.
Мать выбегала на мороз, кричала:
— Ильянинге-ен!
Вьююююююю! — отвечал ветер.
Я тоже выходил его искать с электрическим фонариком:
— Ильянинге-ен! Ильянинге-ен!
Ууууу! Вьюююююю! — отвечала пурга.
Пропал маленький охотник. Родители затосковали.
Вдруг залаяли собаки, и в кибитку вошёл… Ильянинген!
— Где ты был?
Оказывается, на охоте его настигла страшная пурга. Вернуться домой нельзя было. Маленький охотник не растерялся. Он закутался в шкуры, зарылся в снег, уложил рядышком собак. Намело на них большой сугроб, вот им и тепло было. Так мальчик пролежал под снегом двое суток. А как стихла пурга, он разрыл снег и вернулся.
Я спросил у него:
— Не замёрз?
— Нет, только нос немножко отморозил.
— А собаки?
— Нет, они хорошие, они меня согревали, как живые печки.
Мне всё не верилось, что этому бесстрашному охотнику всего лишь пять лет. Ведь ему ещё только в детский сад ходить!
Но вот пурга наконец стихла. Погода стала лучше.
Мы живо разогрели моторы и полетели в море, к челюскинцам.
Летим, летим, а лагеря всё нет! Я забираю то вправо, то влево — ищу челюскинцев. Нет, не видать их.
Бензина осталось мало. Что делать? Надо возвращаться.
Поневоле лечу обратно. Бензин на исходе: едва-едва вернулись в Уэлен.
Через день набрали много бензина, опять полетели.
Только вылетели, разбушевалась пурга. Пришлось снова вернуться.
Пурга точно издевалась над нами. Я злился: там, на льду, товарищи, женщины, дети, им, наверное, холодно и голодно, они ждут не дождутся лётчиков, а я здесь торчу на берегу и не могу к ним пробиться…
ЛАГЕРЬ ШМИДТА
Настало 5 марта. Погода хорошая, день ясный. С утра ударил жестокий мороз — 37 градусов. Но я решил: летим во что бы то ни стало!
И полетели: я, Конкин, Петров, Руковский. Внизу — необъятная ледяная пустыня. Она усеяна ледяными горами и скалами. Вглядываемся. Лагеря не видать…
Летим час — лагеря не видать. Летим полтора часа — лагеря не видать. У меня даже глаза разболелись: слишком пристально смотрел вниз.
Подул южный ветер. Над трещинами во льду стоит пар. А нам кажется — дым. То и дело кто-нибудь из нас вскакивал:
— Лагерь!
Но это вовсе был не лагерь, а пар.
То нам груды льда покажутся сверху палатками, и мы опять кричим друг другу:
— Лагерь! Лагерь!
И это был не лагерь, а просто обман зрения.
Вдруг мы увидели настоящий дым. Мы боялись: может быть, это опять пар?
Но вот рядом с дымом замелькало что-то тёмное. Вглядываемся, видим: вышка, барак, палатка. Тут мы уверенно закричали:
— Лагерь! Лагерь!
Наконец-то долетели! Я сделал два круга над лагерем. Челюскинцы обрадовались. Кто «ура» кричит, кто шапку подбрасывает…
А я сверху смотрю на льдину, прицеливаюсь: как садиться? Самолёт у меня громадный, а льдина маленькая. Раньше она, видно, была большая, но раскололась на две. На маленькой остался аэродром, который приготовили челюскинцы, на большой — весь лагерь. Между ними — широкая трещина.
Ничего не поделаешь, садиться надо. Я стал внимательно, осторожно приземляться. Всё ниже, ниже… Стоп!
Сел благополучно. Вылез из кабины. А челюскинцы как накинулись — давай нас обнимать, целовать, прижимать к себе, точно маленьких…
Вид у них такой — с непривычки испугаешься. Лохматые, бородатые, в бородах сосульки блестят. Я говорю: