Чемодан для Спенсера - страница 10

— Папа?..

— Кэтлин!.. — Холлистер обнаружил, что кричит в трубку. — Ты здорова?

— Мы в порядке, — дрожащим голосом ответила Кэтлин, голосом перепуганной птички. — Здесь двое мужчин. Они говорят, что уйдут, как только ты выполнишь соглашение. — Тут ее голос прервался. — Папа... что происходит?

Затем наступила тишина. Потом низкий, тяжело дышащий голос снова заговорил:

— Все в порядке, мистер Холлистер. Она просто немножко расстроена. Но вам не о чем беспокоиться. Мы ведь профессионалы.

— Где моя жена? — завопил Холлистер,

— Она в полном здравии, — сказал низкий голос. — Сидит напротив.

— Дайте мне поговорить с ней, — Холлистер подумал, что его голова сейчас лопнет.

— Боюсь, что больше говорить мы не сможем, — ответили на другом конце. — У нас очень точные инструкции. — Последовал щелчок, и линия отключилась.

Эмбоа отошел и стоял теперь на почтительном расстоянии у дверей гостиной. Он знал, что в ящике стола у Холлистера заряженная “беретта". Но был уверен, что тот ею не воспользуется. Впрочем, люди в состоянии стресса действуют не всегда лучшим образом. И он предпочел уйти с линии огня, просто на всякий случай.

— Запомните, — ровно сказал он, — “куратор официальной переписки". Это ключ ко всему. Я буду ждать вашего звонка.

— Сукины дети!.. — выдохнул Холлистер.

Эмбоа пожал плечами, повернулся и вышел из комнаты, спокойно закрыв за собой дверь.

Минутой позже раздался звук запущенного двигателя “фиата", а затем хруст гравия под шинами. Холлистер подошел к окну шаркающими усталыми шагами, словно старик, и смотрел сквозь пелену слез, как маленький белый автомобиль уезжает прочь.

В этот день Холлистер будет звонить еще дважды, но ни разу — агенту ЦРУ в Риме. Первый раз своей семье в дом на берегу озера. Снова на звонок ответит густой мужской голос. Но он ничего не скажет Холлистеру без предварительного разговора с куратором официальной переписки. Когда он узнает, что “куратор" отсутствует, то без разговоров повесит трубку. Единственным утешением для Холлистера будет сознание, что он может звонить каждый день, и, хотя ему не разрешат говорить с женой и дочерью, по постоянному присутствию незваных гостей он будет знать, что его семье не причинили вреда.

Второй вызов Холлистер сделает в Нью-Йорк, Отису Мэхону, который обрадуется, снова услышав голос Холлистера, и который будет рад слетать в Милан, чтобы обсудить сделку на пятьсот тысяч долларов.

Вышедший в тираж — будто наркоман, потерявший связи и проводящий дни и ночи в кругу мучений. Любое время года тяжело для вышедших в тираж. Но лето — просто кошмар. Сражаться с жарой тяжелее всего. Этим летом все, кто хоть что–то значил, сбежали в Хэмтонс или на Мыс. Рой Спенсер больше ничего не значил. Поэтому он и был дома, когда раздался звонок, обещавший еще одно возвышение, еще один, последний, глоток славы.

Он лежал нагишом, на животе, разбросав руки и ноги, среди смятых простыней, стараясь уснуть в десять утра, в пятницу, со включенным телевизором. Он оставался включенным всю ночь. Спенсер так и спал, приглушив звук: противоядие от одиночества. Мерцающий свет кинескопа, мурлыканье динамика совсем ему не мешали. А вот телефонные звонки — да.

Спенсер открыл глаза. Пухлая женщина лет тридцати, с прической словно из сахарной ваты и большим бюстом смотрела на него, выпучив глаза и раскрыв рот. Спенсер спустил длинные костлявые ноги с кровати и, постанывая, дотянулся до телефона. Лицо потрясенной женщины исчезло, уступив место аккуратно расставленному мебельному гарнитуру, среди которого изящный ведущий сообщал женщине о призах, которые она получит, если правильно ответит на следующую серию вопросов. Спенсер взял трубку.

— Рой? Это Арни, — раздался отрывистый голос на другом конце провода.

— Что так рано, Арни? — Хриплый от сна и надтреснутый годами, голос Спенсера еще сохранял долю той неясной привлекательности, за которую его обожали миллионы в те далекие годы, когда он был всеобщим любимцем.

— Послушай, Рой, у меня, кажется, есть для тебя картина. Найдешь пару недель в своем календаре на конец этого месяца?