Чемпионы - страница 51
— Верни мне мужа, господи! Я знаю, ты великодушен и милосерден, ты сделаешь это. Ты знаешь цену страдания, у тебя у самого распяли сына на кресте, сделай так, чтобы мой муж вернулся…
Умиротворённая, она легла спать и спала спокойно. А наутро Макар устроил дикую сцену, накричав на неё, обозвав их с сыном нахлебниками. Она со слезами на глазах перебирала свои последние вещички, но продавать уже было нечего, так как у неё осталось всего два поношенных платья да кое–какое бельишко, и то всё поштопанное. И она не нашла ничего лучшего, как достать золотые серьги, перешедшие к ней от матери.
Дуси дома не было, и она решила, что это и лучше. Поцеловав сына, наказав ему не выходить на Макарову половину, она выскользнула со двора. Струя воды с крыши окатила её, ветер рвал лёгкое пальтишко, ноги скользили по жидкой грязи.
Она с трудом поднялась по полуразрушенной лестнице в гору, пошла по незнакомым улицам с наивной надеждой встретить какого–нибудь перекупщика. Рынок был почти пуст; вывески ювелира они нигде не нашла. Заглянула к часовому мастеру, но тот испуганно замахал руками и выставил её за дверь.
Она бродила по чужим улицам с покосившимися деревянными домишками, промокшая до нитки, голодная, и думала, что теперь ей не будет у Макара никакого житья.
— Как неблагодарны люди, — шептала Нина. — Дуся же всё, что было у меня, выменивала на продукты. — И сжимала в мокром кулачке серёжки.
Она видела, что затея её бессмысленна, и злость на Макара волной поднималась в ней и билась в висках. Неожиданно взгляд её задержался на чёрных буквах по белой овальной эмали, и Нина поняла, что это как раз то, что она искала целый день. Это была вывеска дантиста.
Нина робко дёрнула ручку звонка. Не удивившаяся её приходу горничная сказала, что доктор дома, и, предложив раздеться в маленькой приёмной, вышла в белую дверь.
Нина дрожала от волнения и холода. Она не разделась. Услышав мужские шаги за дверью, постучалась и вошла: вода стекала с пальто на коврик.
Толстый мужчина с большими вывернутыми губами брезгливо посмотрел на неё выкатившимися глазами; не дав ему раскрыть рта, она торопливо объяснила цель своего прихода и протянула на влажной ладошке серьги. Ждала с замиранием сердца. Она радостно согласилась на предложенную им сумму. Заметив, как жадно сверкнули его глаза, поняла, что сильно продешевила, но постыдилась торговаться.
«Ах, как это стыдно, — думала она, шагая по грязным переулкам. — Стыдно, гадко. И как хорошо, что все вещи продала Дуся. Дуся — милая, несчастная… Почему это, господи, хорошим людям нет счастья?»
Она забежала на рынок в поисках водки, спрашивая у всех, кто толпился под навесом, где её можно достать.
Одутловатая, с заплывшими щёлками глаз тётка спросила её участливо, не может ли чем помочь её горю? Нина объяснила, что ей надо, солгав, что водка нужна для того, чтобы растереть простудившегося ребёнка. По ухмылке женщины она поняла, что та ей не поверила. Ох, как стыдно было идти с ней куда–то, ждать её в тёмных сенях, пахнущих помоями! Она стояла и шептала про себя: «Христос прошёл через все унижения, и когда он взбирался на Голгофу, все бросали в него камнями…»
Спрятав под пальто бутылку, не слушая липкого шёпота тётки, она побежала по расшатанным скользким тротуарам. Мчалась, не разбирая дороги, по наитию угадывая, в какой стороне река. Выбежав на берег, остановилась на минуту, чтобы отдышаться. Разыгравшаяся река была зловеща; за сеткой дождя заливные луга на противоположном берегу едва угадывались…
Разрядка наступила дома… Нина швырнула бутылку Макару и впервые в жизни закричала:
— Возьмите! Подавитесь! Низкий вы человек! Загубили жизнь Дусе! Она вас кормит, одевает, а вы что с ней делаете?! Залейтесь этой водкой, я за неё последнюю, мамину вещь отдала!
Она рванула ворот платья так, что горохом посыпались на пол мелкие пуговицы, и захлебнулась в плаче. Дуся обняла её за плечи, увела за ситцевую занавеску. Тихонько подкрался Мишутка и, проскользнув под Дусиной рукой, прижался к матери, гладил её щёки, обнажённую грудь.
— Мама, мамочка, — шептал он испуганно, — не плачь, не надо… Улыбнись… Тебя дедушка обидел, да?.. Он нехороший, — и начал сцеловывать слёзы с её щёк, прикорнув на её коленях, незаметно уснул.