Чемпионы - страница 61
Так и сейчас он сидел у себя на капсульном, а Лида — счастливая! — металась с митинга на митинг. Последние недели Никита прямо–таки не мог поймать её ни на минутку. Да и как тут поймаешь этого родного, неугомонного агитатора, когда Деникин хочет взять Царицын, соединиться с сибирскими армиями Колчака?
А она всегда появлялась неожиданно. Входила к нему в каморку порывисто. Сжав его лицо узкими ладонями, долго смотрела в глаза.
— Не забыл меня? Не отвык? Любишь?..
Он, глядя влюблённо, отвечал:
— Нам нельзя так долго не видеться. Я с ума схожу от беспокойства.
— Похудел–то как… — говорила она.
Нежно оторвав Лидины ладони от щёк, он усаживал её на железную койку, расстёгивал ей ботинки. Поднявшись с колен, начинал собирать на стол. Когда не было даже хлеба, выставлял один чайник с кипятком…
Она следила за Никитой неотрывным взглядом. Рассказывала:
— Целых три дня провела в Кронштадте… Видел бы ты, что за люди эти моряки! «Нечего нас агитировать, — говорят, — записывай добровольцев в летучий отряд». И тут же с «Интернационалом» в Питер, и на поезд–бить Деникина… — Помолчав, сообщила, стараясь не глядеть в глаза: — Завтра с утра поеду на Путиловский…
Никита спросил убито:
— Когда же мы увидимся?
Ему казалось, что Лида разлюбила его. Не может быть, чтобы она не могла выкроить времени.
Видя, что она молчит, пряча глаза, он даже пошёл на хитрость: напомнил, что она обещала показать ему Петроград.
— Ах, — сказала она, — сначала надо его отстоять. Ведь Юденич со дня на день может обрушиться на нас. Он стал сильнее, чем в мае. — Оттолкнувшись от стены, подавшись вперёд, спросила с упрёком: — Ты думаешь, я меньше стала любить мой Петроград? Нет, он ещё прекраснее в своей суровости!.. Никита, подожди, настанет время, я тебе покажу такие уголки, что у тебя голова закружится! — Лида теребила его за рукав, требовала: — Ты много видел городов — скажи, есть ли хоть один красивее нашего Петрограда? Скажи!
Никита, вспоминая, как он колесил от безделья по Мадриду, как таскал его по Парижу Коверзнев, подумал: «Всё, о чём она говорит мне, прекраснее виденного». Сказал:
— Нет, он самый красивый.
Лида удовлетворённо засмеялась:
— Ну вот видишь…
Никита признался осторожно:
— Но это, может, потому, что ты мне так расхваливаешь его.
Она ударила узким кулачком по колену:
— Неправда! Он и так самый красивый!
Никита не знал, как ей объяснить, что с ней всё ему кажется прекраснее, чем есть на самом деле. А Лида, слушая его бессвязную речь, перестала сердиться, морщинки разглаживались на её осунувшемся лице.
Она произнесла медленно, тихо:
— Дай срок! Ты же видишь, как люди тянутся к прекрасному: в городе появились десятки вывесок — «Народный университет», «Студия»… На лекциях негде яблоку упасть. И всё это в такое время, когда Юденич стоит под боком… А он — рано или поздно — выступит, чтобы оттянуть на себя силы, чтобы дать возможность Деникину взять Москву. А ведь Деникина поддерживают союзники. Они не пожалеют ни снарядов, ни танков, ни самолётов. Этого добра у них на миллиарды — это мёртвый капитал, он требует себе выхода…
Никита слушал её, и сердце его переполнялось гордостью: как она во всём разбирается! И слушают же её, наверное, на митингах!
Когда сумерки сгущались, оба спохватились. Лида испуганно восклицала:
— Ох, как я засиделась!
Никита, тоскливо думая, что снова не увидит её целую вечность, говорил:
— Я же не раз просил тебя переехать ко мне.
Она печально качала головой:
— Нет. Мне нужно быть вблизи от Смольного. Каждый день какие–нибудь задания: то на завод, то раздавать обеды, то везти литературу.
Никита понимал, что не дело жить с женой в казарме, хотя он и был командиром — командовал Охтенским отрядом. Вздохнув, он соглашался с её доводами, шёл провожать.
А она — уже на улице — говорила:
— Никита, ты только подумай, в какое время мы живём! В Венгрии революция, Англия охвачена забастовками, в Германии власть могут взять спартаковцы! Это же начало мировой революции!..
Эти её слова напоминали ему о пришедшем когда–то сравнении Октябрьского переворота с лавиной, тронувшей с места не только российские веси и грады, но и целые народы и страны, но он не умел выразить вслух своих мыслей и смотрел на жену, и думал, как это было бы здорово — находиться в такое время рядом с Лидой.