Чепуха, или Семиклассницы в космосе - страница 19

стр.

«Выбирай – или смерть девчонки, или твое пленение!» – гласила одна из строк письма.

Маринка прочла эти слова и от волнения потеряла контакт с Кешкой. Свои собственные тревожные мысли глушили в ней все остальные: «Он бросит ее! Точно! Бросит на произвол судьбы… А если нет? Что тогда будет со мной? Ведь если Николай сдастся в плен, ему придется бросить меня одну посреди космоса! Мама! Бабуля! Я хочу домой! Я пошутила, не надо мне никаких приключений…»

Дальнейшие события настолько поразили Маринку, что навсегда подробно запечатлелись у нее в памяти. Побледневший Ник решительно вскочил и подошел к Маринке. Он говорил, неотрывно глядя девочке в глаза, как бы пытаясь своим взглядом утрамбовать мысли в ее взбалмошном мозгу. Выглядел Ник очень свирепо…

– Все, что я говорил тебе до этого – забудь,– резко чеканил он слова,– обстоятельства изменились. Теперь ты – хозяйка корабля. Постарайся как-нибудь долететь до Земли и оставить Кешку в виде собаки жить у себя. Твое отражение исчезнет, если ты посмотришь на него со стороны и мысленно прикажешь ему испариться. Пойди и замени его. Если я выпутаюсь, привезу тебе Наташу и заберу Кешку. Но, скорее всего… В общем, если доберешься до Земли, не рассказывай Наташке, что она – отражение. Вас с ней скорее всего будут преследовать роботы Монстра. Делай вид, что ты тоже – отражение. Тогда отстанут. Ничего не знаешь, ничего не чувствуешь, ничего не понимаешь… А Наташиному отражению и притворяться не нужно, так что роботы быстро от него отцепятся. Не волнуйся, хуже учиться Наташа-отражение не станет, и давать списывать будет по-прежнему… Ну, не поминай лихом… Я пошел. Кешка отпустит тебя, как только я покину борт корабля.

Вместо напутственной речи и пожеланий удачи Маринка закатила Николаю настоящую истерику:

– При чем здесь «списывать»?! При чем здесь «учиться»?! Я не из-за этого с ней дружу… Мне нужна нормальная Наташка, а не какое-то там отраженческое пугало! Куда ты идешь? Не бросай меня! Как я доберусь до Земли, я же дороги не знаю?! Между прочим, я боюсь собак. А тех, которые в космические корабли превращаются, и подавно! Не бросай меня! Куда ты уходишь, не посоветовавшись? Ты же младенец совсем! Не ходи! Давай что-нибудь придумаем!

Маринка, орала, бешено брыкалась, царапала кресло, требовала внимания и свободы. Никто не обращал на нее внимание. Сухо кивнув на прощанье, Ник вышел из комнаты и на этот раз оба глаза Кеши остались возле Маринки. Спустя несколько минут кресло внезапно разжало объятия, и Маринка, не ожидавшая такого счастья, пулей вылетела из него.

«Вы очень больно меня поцарапали, хозяйка!» – пожаловался Кешка в мыслях.

– Прости,– не слишком-то искренне извинилась Маринка,– так я поступаю со всеми, кто пытается лишить меня свободы. И не зови меня хозяйкой, пожалуйста. Я терпеть не могу угнетателей…

Марина бесцельно топталась на месте, ворчала на Кешку и боялась приступить к исследованию корабля.

– Ну, что мне теперь делать? – спросила она у Кеши, наконец.

«Хотите – отправимся на Землю. Там сейчас может быть опасно на подлете, но, думаю, мы прорвемся. Оставаться одной в космосе еще опаснее. Мало ли кто решит напасть на нас, вы ведь даже не умеете вести межпланетные переговоры…»

– На Землю, так на Землю,– грустно прошептала Маринка, уже почти смирившись с мыслью о потере Наташи.– Интересно, а если не встречаться с отражением, можно заставить его ходить в школу вместо себя, а на праздники или на вкусный обед прятать его куда-нибудь и самой занимать его место? – Маринка попыталась пошутить, но вышло как-то невесело. Слезы катились по ее щекам, не обращая внимания ни на попытки Маринки улыбнуться, ни на Кешкино желание успокоить девочку.

– Слушай, а ты можешь мне что-нибудь рассказать о происходящем? – Марина сама не знала, зачем спрашивает, но чувствовала, что Кешкин рассказ существенно изменит ситуацию.– Ты видишь корабль, который похитил Наташу? Мы можем на него напасть?

«Рассказать могу. И даже показать, если пройдете в кабину управления. Оттуда мы даже рассмотрим корабль похитителей. А вот напасть на них – не могу. У меня встроенная неприязнь к насилию. Мое сознание не способно причинить кому-то вред. Покуда я в сознании – совсем не гожусь для войны».