Через два года мы встретимся вновь - страница 2

– Разденься полностью.

Вдох и выдох. Нервы шалили и я все же начинала поддаваться страху, хоть и понимала, что другого выбора у меня просто нет.

Я догадывалась, что все не так, как казалось на первый взгляд. Чезаре я толком не знала, но интуитивно чувствовала, что в нем многое скрывалось. Он действительно страшный человек. Никем и ничем не дорожил. Мной намеревался жестко попользоваться и после этого вышвырнуть. Вот только, лишь он мог исправить мою ситуацию. Сделать неприкосновенной для других. Сейчас мне это жизненно необходимо.

Поэтому я шла на эту сделку. Спасала собственную жизнь.

Ненадолго закрыв глаза, я потянулась к застежке на лифчике. Расстегнула и тоже бросила его на пол. После этого, поддела пальцами края трусиков и до боли прикусывая кончик языка, потянула их вниз.

Я сняла с себя нижнее белье и, сжимая ладони в кулаки до побелевших костяшек, вновь встала ровно. Практически на физическом уровне ощущала ледяной взгляд Чезаре на моей обнаженной груди, бедрах и ногах. Он пожирал и обжигал холодом. Оценивал то, что мне ранее удавалось держать для него недоступным – мое тело. И от этого сердце билось словно сумасшедшее, раз за разом пропуская удары. Паника оглушающе звенела в голове не давая забыть о том, что я оказалась в лапах жуткого монстра. Но, в тот же момент, на него я смотрела со злостью и ненавистью.

Да, я сама пришла к Чезаре. Нет, не пришла. Прибежала. Но до дрожи в теле опасалась того, что он мог сделать со мной. Нет, того, что он неминуемо сделает. Он бездушный и безжалостный, но при этом имеющий неограниченную власть. Любые, даже самые страшные поступки для него не чужды. Хуже него никого нет. Но… Как иронично. Только Чезаре может меня спасти. И мне выть хочется от этой безысходности и своей уязвимости.

– Иди сюда, – очередной сухой приказ от него, сказанный хрипловатым голосом, от которого по телу бежали мурашки. – Ляг на стол и раздвинь ноги.

Глубокий вдох и шумный выдох. Я ненадолго закрыла глаза, чувствуя, как каждая частичка моего тела сопротивлялась приказам Чезаре и, насколько сильно я сама не желала близости с этим чудовищем. Его руки пропитаны кровью и я не хотела, чтобы они прикасались ко мне.

Я прикусила губу и зажмурилась. В этот самый момент, думала о прошлом. Нет смысла сожалеть о том, что уже произошло. Этого уже не изменить. Но я все же сожалела. Знала бы, что подобное случится, никогда бы в жизни не вернулась бы в Рим.

Рим… А ведь сюда я вернулась совсем недавно и, против воли, сейчас начала вспоминать с чего все началось, прокручивая в голове те события, которые заставили меня явиться в дом этого бездушного чудовища…

Это была середина жаркого сентября. Я со своей подругой Софи, вышла из вокзала Тибуртин и она, держа в руках увесистую сумку со своими вещами, радостно закричала:

– Да здравствует Рим!

Волоча за собой чемодан, я оглянулась. Увидела огромное здание с зелеными стенами, одна из которых состояла из плотного стекла. Земля устелена массивной плиткой серого цвета и через дорогу виднелись другие высокоэтажные здания.

– Наконец-то мы приехали, – сказала негромко, но в окружающем шуме, Софи все равно уловила мои слова.

– Хоть не говори, – ответила она, обернувшись ко мне. – И как? Есть уже проблески воспоминаний? Увидела то, что может показаться знакомым?

– Нет. Мы же только приехали. Может, в прошлом я на этом вокзале вообще ни разу не была, – я пожала плечами. Ненадолго поставила чемодан на пол и опять оглянулась.

Если честно, тоже наделась на то, что сразу же после приезда в Рим, в моем сознании возникнут эти самые "проблески воспоминаний", ведь в Риме я родилась и прожила первые шестнадцать лет своей жизни. Потом переехала в Венецию и уже там моя память была стерта амнезией. Что именно произошло? Я до сих пор этого толком не знала. Просто однажды очнулась с полностью пустым сознанием и жуткой головной болью, которая меня еще долго преследовала. Я ничего не помнила. Даже своего имени.

Очень долго восстанавливалась и во многом мне помогал мой брат Анджело. Именно он рассказал о том, что меня звали Мариса Сандрели и то, что мне семнадцать лет. Наши родители умерли два года назад, но он, будучи на десть лет старше меня, взял на себя опеку.