Через границу - страница 2

стр.

– Ангард! – я сделала выпад и взмахнула мечом.

Может, хоть сегодня он со мной поиграет? В последнее время Отто этого почти не делал.

Вот и сейчас. Лишь повыше поднял книгу, спрятался за ней.

Я подскочила ближе.

– Ой! Змея!

Братец не обратил на меня ни малейшего внимания.

– Здоровенная очковая кобра! – я ткнула мечом в книгу.

– Герда, прекрати!

– Давай поиграем! В войну, например?

Он опустил книгу и закатил глаза. Это он умеет. Закатывает так, что зрачков не видно, да еще и брови уползают высоко на лоб.

– Война – это не игрушки.

– Тогда в прятки?

– Что за ребячество.

– Ну пожалуйста! Хоть во что-нибудь. Во что захочешь.

– Отстань, – он снова поднял книгу.

Пришлось размахивать мечом в одиночку.

Я представила, будто я Портос, один из трех мушкетеров. Самый смешной из них. Как раз недавно прочитала «Трех мушкетеров». Такая интересная книжка, что при мысли о ней дух захватывает. Три мушкетера и д’Артаньян бьются на шпагах со всякими негодяями, побеждают их, а в конце концов спасают саму королеву. Вот у кого стоит учиться!

Я взмахнула мечом и случайно задела стоявший на тумбочке глобус. Он опасно покачнулся.

Дело принимало серьезный оборот.

Глобусу грозила опасность. Надо действовать быстро. Я метнулась вперед и в последний момент успела его подхватить.

– Герда, прекрати!

– Но я же спасла его!

– Иди круши все где-нибудь еще!

– Ну пожалуйста – давай сыграем в прятки!

Отто покачал головой. Видно, когда просишь его по-доброму, он не понимает. Я направила на него меч.

– Приказываю тебе… хм… королевской очковой змее, сыграть со мной в прятки.

Отто улыбнулся. Ура, хороший признак!

– Ладно. Один разок сыграем.

– Ура! Тогда ты первый водишь!

Самое укромное место

Папа работал в деревне врачом, и поэтому дом, где мы жили, назывался докторским. Он был выкрашен красным, а вокруг был разбит большой сад, где росли яблони, смородина и крыжовник. И красивые цветы. Но когда началась война, Клара приспособила цветочные клумбы под грядки с картошкой, а после мы завели кур и очень хорошенького поросенка по имени Кнут. Взрослые говорили, что к Рождеству Кнута зарежут, и мы его съедим. Но я уже сомневалась, что Кнут дотянет до Рождества.

В нашем доме можно много где спрятаться. Есть просторный подвал и большой чердак, три гостиные, спальни, отдельная библиотека, четыре маленькие кладовки и множество платяных шкафов. В ванной стоят корзины для белья, а в подвале есть погреб для картошки.

Прячься – не хочу. Но эти местечки казались не очень-то подходящими.

Я направилась в такое, укромнее которого не было.

Клара как раз вышла на улицу и развешивала мокрое белье, так что никто не мог мне помешать. Я сбросила тапочки и в одних носках тихонько прокралась вниз, на кухню. Сверху доносился голос Отто:

– Пятнадцать, шестнадцать, семнадцать, восемнадцать…

Я открыла дверцу и заползла в лучшее в мире убежище. Прикрыла дверцу за собой. Было тесновато, зато надежно.

Оставалось ждать – здесь меня долго не найдут. Я сидела в специальном лифте, на котором продукты из подвала поднимались на кухню. Камера лифта находилась в стене. Продукты загружались в подвале, там, где был погреб с картошкой и банки с вареньем. Сперва лифт поднимался на кухню, оттуда – выше, на второй этаж. Так было заведено, когда тут жил прежний доктор. Сейчас мы лифтом не пользовались. Разве что прятались в нем

– Кто не спрятался, я не виноват! – крикнул Отто и отправился на поиски.

Разыскивая меня, он изучил гостиную и коридор.

Бродил он долго. Черепаха на гору быстрее залезает.

Я сидела, поджав колени, ноги заныли. Он что же это, ищет меня в саду?

Потом я услышала шаги. Отто вошел в кухню и прошел в кладовку.

Тишина.

Вышел из кладовки, сделал несколько шагов, остановился прямо возле дверцы лифта.

– Подай голос! – попросил он.

Как же болят ноги! И нестерпимо захотелось в туалет.

– Пи-ип… – пропищала я.

Отто открыл дверцу серванта, решив, что я там. Но меня там не было. Отто продолжил поиски.

– Подай голос! – снова попросил он.

Я опять пискнула.

Тут до брата наконец дошло. Шаги стали громче, дверца распахнулась, Отто уставился на меня.

– Папа запретил тут играть, – сказал он.