Чёрная книга ворона - страница 16
Голод посмотрел на погреб, у него вырвался смех, открыв дверь, скрылся там, внутри, где витают смерть, отчаяние, боль, страх, гнев. Спустился по ступенькам, тускло горела всего одна лампочка, на крюках висел человек, на теле были различные порезы, вырван глаз. Мясник мог оставить жизнь, порождая боль. «Мы – дьяволы во плоти». В этот момент Мясник чистил в тазике свои ножики, потом медленно подошёл к бойцу «Верламс», кончиками пальцев прошёлся по телу, надавливая на засохшие раны. Узник вскрикнул, жалобно замотал головой и что-то промычал. «Молил ли он богов? Многие считают, что мы слишком уж жестокие парни. Другого пути не вижу в этой войне. Разве все остальные такие уж паиньки? Не думаю». Командир посмотрел в уцелевший глаз заключённого.
«О да, мои мать, отец решили, что из меня ничего не выйдет – воровал, дрался, пытались защитить, в восемнадцать лет выгнали меня из квартиры. Был ли обижен? – он наклонил голову набок и улыбнулся. – Вы говорите про любовь, про родителей, нету в мире ничего святого, это и так ясно, бестолковая Мария, она сделала глупый ход. Прямо сейчас вижу все ошибки этого мира, допускаю ли я ошибки? Смотрите, ведь не я подвешен на крюке. Мне кажется ясным, что нас не сломить, и мы добьёмся своего. «Голод, что же ты хочешь от этого мира, двадцатичетырёхлетний дурак», – кто-то явно может так подумать. Разве это так?» От злости, которая накопилась внутри, ударил подвешенного, улыбка превратилась в оскал. Задал вопрос Мяснику:
– Итак, он уже что-то сказал? Или всё пытается отмалчиваться?
Мясник положил на чистую тряпочку ножи, крюки, развернувшись, посмотрел на обоих своих гостей. Выглядел он массивной горой, невысокого роста, волосы, сбритые напрочь, по его лицу шли шрамы. Сам ли добавил? А может, и вправду получил в бою, голос звучал так, как будто камни бились друг об друга.
– Голод, он сказал много чего, – почесал затылок, затем засмеялся басистым смехом, – он говорит на английском, я очень плох в английском языке. Вот говорил бы он на французском или хотя бы на немецком, ну, или русском.
«Должен ли я видеть те муки, которые пережил узник? Может, просто никто не видит во мне человека, у всех есть имена, и только я такой простой голодный ворон».
Голод сорвал кляп, с интересом рассматривал лицо, по которому прошлись не один раз ножом. «Это ужасно, должен ли я что-то менять? Нет, мне нравится».
– Я тебя понимаю, говори всё о «Верламс». Скажешь всё, что знаешь, умрёшь быстро, а если нет, Мясник займётся тобой с ещё большим интересом, – сказал на английском языке.
Узник кивнул и затараторил как можно быстрее, боясь хоть что-то упустить из виду. Ему просто хотелось умереть, наконец-то уйти в иной мир, отцы смогут ему помочь в иной жизни.
– Я из базы в зоне отчуждения «Чернобыль». Слышите? Чернобыль. Ваш путь туда ведёт. Там у нас несколько защитных границ в виде группировок, но сейчас они всё меньше и меньше сотрудничают с «Верламс», решили, что смогут идти сами по жизни, собаки. Так вот, в зоне есть научная остановка, там база, множество колодцев, запомните: наш глава в России, как правило, живёт под землёй, чтобы его не нашли. Но ведь вам не победить нас.
Голод похлопал пленника по щеке и с улыбкой кивнул ему:
– Молодец, какой хороший американец, сдал своих как можно быстрее ради быстрой смерти. Молодец, вот она, твоя быстрая смерть, встречай её.
Узник раскрыл рот от удивления, ему захотелось что-то сказать, только никому уже с ним не хотелось говорить. Мясник схватил за крюки и вырвал их с кусками мяса, подвешенный упал как мешок, набитый навозом, заорал от острой боли. Из его уст вылетала молитва милосердия, лампочка раскачивалась, он хотел видеть ангелов, рай, вот только он видит Всадника, который пожирает всё. Два крюка снова вошли через рёбра, и Мясник начал подымать тело, по коже текла свежая тёплая кровь, ор стоял на всю деревню. Заключённый был в ужасе, он не верил, что ещё был жив, и мог молить только о смерти. Голод кивнул, схватил два ножа и вернулся к подвешенному, похлопал по щекам, чтобы тот не терял сознания.