Черная кошка, белый кот, или Эра милосердия-2 - страница 53

— Её что порезали? — задал я вопрос.

— Нет… скрипнув зубами, ответил Генрих. — Сердце прихватило. — Дай угадаю!? А адресок тебе нужен, чтобы по-свойски поговорить с паханом Форштадтских… и объяснить ему всю гибельность его заблуждений. Так?

Он мрачно кивнул:

— Задавлю суку…

Ну вот и вот пожил в тишине. Судьба выбирает за нас.

Адреса многих паханов я знал. Просто… э… скажем — из чистого любопытства. Оперов-то много знакомых. Все. А воровские малины — мне положено знать по должности. Как-никак — я два месяца тут за это деньги получаю. Подшефный контингент. Мне еще неожиданных неприятностей от разной босоты не хватало. Или где ее искать в случае чего. Стукачками я, опять же обзавелся. Как и другими дополнительными источниками информации — в виде многочисленных сторожих, постовых и разных «пионеров». Я ж в кабинете только по необходимости сидел — черт бы взял эти бумаги! А так все больше ножками. А информация, это — «заблаговременное предупреждение преступлений» и «профилактика». А то, что «Информация — правит миром!» — в меня, да и во всех моих современников вбито накрепко. А тут немного по-другому. Мечтателей многовато. А я… хм… прагматик.

Да и просто — жить охота! Вернее, тупо — не сдохнуть по-дурному. Двух постовых мы похоронили — при большом скоплении народа, духовом оркестре и речах. Только вот покойникам и их семьям от этого не легче. И бандюки здесь злые и приблатнённых и блатных отморозков хватает.

— Я на вас удивляюсь, Генрих. Такой порядочный молодой человек, и такой грубый. Скажите мене Геня. У вас в кармане оттопыривается бутылка? Или все-таки — это граната?

— Не твое дело! Так что скажешь адрес? — он мрачно уставился на меня, продолжая сверлить взглядом.

— Нет, — я сложил ладони на груди как у святых и состроил настолько же постную морду. — Не скажу… — и тяжело вздохнув, почему-то вполголоса добавил совершенно непонятную ему фразу: «Нет, ребята… пулемет я вам не дам».

— Какой пулемет? Сука ты! И мне… — он вскочил. — Мне — больше не друг!

— Сядь!!! — рявкнул я. — Старшина… Баран ты, а не разведчик! Охренел тут! Расслабился. Ты что «выходы на работу» — разучился планировать?! Сядь!

Он уселся на стул, катая под кожей лица тугие желваки ненависти.

— Ты, что это… — решил, что ты самый умный? — почти шепотом, мягко и интимно поинтересовался я. — Бросишь гранатку в окно — и все? Проблемы решены…? Ну, говори… Просто расскажи мне — чего ты хочешь?

«Ну вот и всё. Отговорить его от мести — тухлое дело. А отпустить одного — подписать ему приговор. Спалится он. Он — боевик, а не преступник. Другие реалии. Я тоже не бог весть, какой «доктор Мориарти». Но все-таки другой опыт и знания. И нет тут линии фронта — где встретят и обогреют. Нет тут: «Там — наши, а тут — враги». Да и свое я продумал все. Судьба… Пора и рассчитаться…».

Он на секунду задумался и катнув желваки ответил:

— Я хочу… отомстить. Хочу, чтобы эта мразь знала, что не останется безнаказанной. А кроме страха они ничего не понимают. Фашисты они замаскированные.

— Эва как? Они же наши советские люди… Может немного заблудшие, но обычные советские граждане.

— Советские?! — прошипел он, — Эти суки, те же — предатели. Мразь блатная.

— Значит, ты хочешь крови?

— Да! Хочу!..дашь адрес? — в каждом слове звучал вызов. «Допекло видать его. Любовь к маме — трансформировалась в ненависть к тем, кто ее задел. И цель естественно появилось… Ловить мелочь — ему не интересно. Он выбирает цель повыше. Вот только работают пока у него только эмоции. Надо сбить у него накал. Попробовать достучаться до разума. Иначе сгорит он не за понюх табаку. Сядет и покатится…»

— Ты так ничего и не понял… Хочешь расскажу тебе одну притчу или легенду?

— Да пошел ты!

— Я-то пойду. Только ты сядешь…

— Плевать! — прошипел он. — Мертвые не расскажут!

— Мертвые… — нет, — я паскудно ухмыльнулся. — А вот живые свидетели — запросто. Кстати, как там мама? — очень участливым тоном лучшего друга беспокоящегося за близкого человека, задал вопрос я. Мозг Генриха со скрипом провернулся — переключив внимание на другую проблему. — Мама плохо…

— А что доктор говорит? Может лекарства, какие надо? — мой тон был полон искреннего участия.