Черная метка - страница 12

Оттого не возлагал на акцию «Братства» далеко идущих надежд. В чём немедленно и убедился.

Завершив операцию, старшие братья почти немедленно переключились на какие-то новые дела. Да и понятно: приняв на себя функцию «защиты Реальности», неизвестно как понимаемой в широком смысле, много ли сил и внимания останется для того, чтобы одинаково с каким-то Ляховым воспринимать окружающую его действительность? Хорошо, вообще не забыли, как хам-полковник через минуту забывает сержанта, только что тащившего его из-под бомбёжки или миномётного огня. Хорошо, стряхнёт землю с фуражки и кивнёт адъютанту: «Напиши этого на «ЗБЗ»[5]. А нередко вообще простое «спасибо» не скажет.

В результате в распоряжении Ляхова-первого осталась вся Россия ГИП в виде подконтрольной территории, огромные возможности, материальные и технические, и никакой разумной цели. До особого распоряжения.

Конечно, возможностями «Братства» в полном объёме он не располагал. Ему, кроме квартиры, со всем, что в ней находится, было оставлено только право распоряжаться очень большими, но всё же не запредельными суммами. Ну, и все наработанные Шульгиным и Новиковым связи.

Александр Иванович так и сказал, при очередном прощании:

– Ты у нас остаёшься на хозяйстве. Смотрящим. До тех пор, пока нам снова что-нибудь не потребуется в этой реальности (или ты сам не потребуешься в другом месте), живи, как хочется. Хоть как Корейко, хоть как граф Монте-Кристо… – Улыбнулся одной из своих знаменитых улыбок, одновременно и застенчивой, и циничной. – Как любому из нас, единственным подсказчиком в вопросе «тварь я дрожащая или – право имею?» остаётся твоя совесть. Или, если попроще – экзистенциальное Я. Вдруг что-то экстраординарное случится – знаешь, куда сбежать. Хочешь – к аналогу своему, хочешь – в Новую Зеландию. Или со мной связывайся, если найдёшь.

На том они и расстались. Вадим Ляхов-первый начал индивидуальное существование.

Какое-то время вёл, как принято было писать в девятнадцатом веке, рассеянный образ жизни. Добирал то, что упустил до встречи с Шульгиным. А что тут странного? Армейский капитан, внезапно превратившийся в Креза, холостой, лишённый какого угодно контроля и не имеющий ни перед кем никаких обязательств.

От нечего делать разыскал свою давнюю любовь. Был уверен, что она его давно забыла, а оказалось, что нет. Пусть и вышла семь лет назад замуж, обзавелась двумя детьми, а вышло всё очень хорошо. На его взгляд. Она оказалась свободна (надо же так случиться!) на целых две недели. Муж с детьми уехал на Канары, а её не отпустили дела.

Ничего почти не придумывая, Вадим сказал ей, что служит в миротворческих частях ООН, далеко отсюда, а сейчас почти невзначай залетел в Москву. Случай подвернулся. Сентиментальность заела, вот и разыскал её через ЦАБ ГУВД[6]. Способ, не каждому доступный, уважающие себя люди (или те, кому есть чего опасаться) давным-давно изъяли свои данные из всех телефонных книг и адресных справочников. Зато эта возможность мгновенно повысила в глазах бывшей подруги его социальный статус.

И был Вадим приятно удивлён, когда в первый же вечер, после ностальгических воспоминаний в ресторане «Седьмое небо», она согласилась пойти с ним. Прямо в прихожей, как только он помог ей снять плащ, чужая, казалось бы, женщина сама подставила ему губы, а потом за руку повлекла к ближайшему дивану.

Ей, в общем-то, нечего было так уж стесняться. И она была его первой девушкой, и он – первым у неё мужчиной, а если потом предпочла другого, этот факт ничего не отменял. Была у них любовь, суматошная и сразу какая-то бесперспективная, но ведь была же!

Пять интересных вечеров и восхитительных ночей они провели вместе, Фёст начал уже задумываться – что же дальше? Не был он, истосковавшись по женской ласке, против продолжения устраивавшей его связи. Пусть даже в таком, неправильном качестве. И тут она сама сказала, что – хватит. Очень, мол, приятно было вспомнить молодость, но через неделю семья возвращается, и ей нужно восстановить душевное равновесие. Вадим её понял. Чего тут не понять?

Пришлось искать другое занятие.