Чёрная невеста - страница 5
Слава покрепче стиснул мне руку.
— Ничего, они тоже пришли попрощаться, — ответила я в полный голос, и его распевы заметались между полом и потолком словно стаи летучих мышей.
— Мы тоже пришли помянуть чужую свободу, — нестройным хором вторили маски. — Опеть невесту, нарядить суженую.
Мой будущий муж кое-как пришёл в себя. Отпустил изрядно помятую перчатку.
— Надо подняться и сказать, что тут не всё в норме, — сказал он громко.
— Не ходи никуда, — посоветовала я спокойно, — Изо тьмы да во тьму переходить опасно. Лестница крутая, ступени скользкие. Подожди.
На этих словах зажглись сотни толстых свечей из чёрного воска. Человеческие силуэты мягко выступили из мрака, феерические — без остатка растворились в нём.
— Молодец твой парень, — с удовольствием произнёс Грим, мой лучший френд и муж моей доброй френдессы Сириэль. — Не завизжал и не струхнул ни разу. Достойно!
— Вельми достойно, — снова раздался хор нестройных голосов.
— А теперь, друзья, настало время есть, пить и веселиться! — крикнул Грим.
На этих словах скрипнул рычажок реостата, и всё пространство подвала залилось мягким рыжеватым сиянием. С кастрюль и котлов мигом слетели крышки, победным залпом отсалютовали пробки от шампанского… ну и много чего было тут наготовлено и принесено. Даже гитар было две, не говоря о свистковых и ударных. Кроме готов, присутствовал и самый натуральный сакс с виртуозным свингом, так что получилась вполне себе живая музыка.
Вот так и резвились мы непонятно сколько времени, сотрясая столпы и непробиваемую для звуков крышу. И все, кроме Славика, понимали, что Теневые радуются и ликуют вместе с нами.
Так быстро улетело время, что наряжать невесту и сдувать пылинки с жениха в самом деле пришлось на этом самом месте.
Я торжественно поднимаюсь по ступеням, похожим на улитку, придерживая подол. Атласные трубы складок переливаются синим, розоватым и лиловым, как свежий снег на рассвете. Корсаж держится на пластинах китового уса, как в старину. Кружевная косынка лежит поверх декольте, из рукавов видны лишь кончики пальцев — ногти начернены в цвет волос, — а волосы пущены по спине и смутно блестят из-под фаты, словно полированный обсидиан. На шее — серебряный крестик с кельтским кругом, лицо и даже губы чуть напудрены, чтобы не бросалась в глаза природная смуглость. Покров и убор нетронутой чистоты.
На предсвадебной исповеди отец Ксенофонт реально удивился, что я девственница. Даже не сразу поверил. Он что — ко всем будущим попадьям такой непомерно толерантный?
— Не разменивать же червонец на пятаки, — ответила я коротко.
И вот мы стоим перед аналоем рука об руку. Я в белом, он, как положено будущему священноотцу, в чёрном. Считается, что тот, кто ступит на молитвенный коврик первым, того и власть в семье: ну, я на своём не настаивала. Сзади дружка жениха и подружка невесты — оба из моего готского круга, который так необходимо соблазнить, — держат над нами уменьшенные копии здешнего купола, дожидаясь, когда смогут их нахлобучить.
Ловля на крючок прекрасной мужественности. Канторства. Красоты. Вечной любви до гроба.
Одного не знают ни священник, ни диакон, ни жених.
Если чёрное — защита от того, что внутри, белое должно пропускать это внутреннее наружу.
Что с успехом и делает.
Лучи того и другого света схлёстываются, скрещиваются, как шпаги, вьются, переплетаясь друг с другом, и я — похоже, что вообще одна, — вижу, как плавятся и обтекают от незримого жара украшения на стенах, а иконы начинают обильно мироточить.
Появляются обручальные кольца, их надевают на лапки редких птиц. Мой муж, который до сих пор не отводил глаз от брачевателя, поворачивает их ко мне, улыбается.
Зрачки огромны и черны, как смола, и прежнее золото в них тонет.
В номере гостиницы для паломников и туристов, который снят во имя нашего обоюдного священнодействия, мы торопливо раздеваемся из белого и чёрного, чтобы скрепить духовный брак нашей плотью. Смуглянка и Белоликий. Впадаем друг в друга, как река в море. Нам больно и сладко — у обоих это впервые. Новая краска на белом полотне, белых кружевах и шёлке: густо-пурпурная.