Черная пасть - страница 13
Мистер Джекобс углубился в волнующие расчеты и сидел на стульчике, полузакрыв глаза. Ему стало куда легче: лекарство Бадмы чудодейственно помогло, никаких болей уже не испытывал, настроение становилось отличным, хотя нет-нет да наскакивала мысль о том, что предстоит еще и обратная дорога, что придется снова садиться в седло — от одной этой мысли у него начинался озноб. Крикнув вестового, велел позвать командиров взводов.
— Я послал нашего проводника на разведку, — обратился Джекобс. — Независимо от того, что он сообщит, приказываю: привести взводы в полную боевую готовность...
Когда доложили о прибытии проводника, майор поймал себя на том, что это известие взволновало его так, как, пожалуй, никогда в жизни, а сам проводник, совсем недавно казавшийся Джекобсу существом, на которое можно смотреть только по необходимости, до такой степени привлекательным, что майор еле удержался, чтобы не пожать ему руку. Известие, привезенное Бадмой, стоило такой радости Джекобса.
— Можно ехать! — объявил Бадма. — Шахтерский комитет считает правильным расположить лагерь не ближе полуверсты от поселка. Они нас ждут.
На пустыре выше поселка сразу же приступили к разбивке лагеря. Майор Джекобс, которому совсем полегчало, занялся постами охраны. Решил окружить лагерь двумя поясами. Помимо безопасности, считал важным, чтобы как можно больше солдат было занято делом, службой. Взяв с собой вестового, направился в свою палатку.
— Вот что, Окорок Пенсильванский, — сказал он, — палатку надо оборудовать. Что это значит? Три вещи: во-первых, сделать вдвое больше, а для этого бери еще палатку, режь, крои и прикрепляй к нашей; во-вторых, все мои медвежьи шкуры, что куплены в Верхнеудинске, использовать как ковры — входящих в палатку заставлять разуваться, как у японцев: в-третьих, одну из шкур уссурийских тигров — на мою походную кровать, вторую — на стойках подвесить к моей кровати, чтобы походило на стену с ковром. Бери в помощь кого хочешь, но чтобы завтра было все готово. Понял? Имей в виду, у меня могут быть люди из местных — пусть знают, что зашли в палатку американского майора! А теперь зови Самойлова!
Как только вестовой вышел, Джекобс стал лихорадочно осматриваться, перерыл свой походный гардероб и остался сильно недоволен. Он решил, что будет круглым дураком, если не наградит себя малой толикой золота, не припрячет в каком-нибудь тайнике. Полковник Морроу заберет шестьдесят килограммов, а майор Джекобс должен довольствоваться лишь тем, что в контракте? Глупо, трижды глупо! И обнаружилось: никакого потайного кармана! Решительно некуда девать тяжелый золотой песок. Опечаленный, он подошел к окну. Солнце медленно, словно нехотя, опускалось к острым гребням ближнего хребта. Небо над ним вместо закатного нимба отливало странной синевой. Она была негустая, отдавала изнутри желтизной, то еле приметной, то наливающейся красным оттенком: синева эта была трепетная, она не только сама подрагивала, а приводила в чуть заметное пошевеливание и лес, и горы, и даже проплывавшие облака. Смотря на это диво, которое может показаться только на северном небе и только в конце лета, Джекобс продолжал думать о том, что золото надо любыми средствами припрятать. Да так, чтобы не могли найти даже у раненого — мало ли какая неожиданность может приключиться в этой варварской стране, где даже небо другое, горы, лес — все другое! То, что творилось на небе, вызывало у него не восхищение, а безотчетное раздражение — он был суеверен: черт и дьявол знают, к чему это небесное знамение, какого он никогда не встречал у себя в Америке.
Вошел Самойлов и с удивлением обнаружил, что Джекобс стоит у палаточного окна и пристально вглядывается в синие небесные дали.
— Любуетесь закатом? — спросил Самойлов. — А мне казалось, что вам до природы нет никакого дела.
— Не можете ли сказать, что это за дьявольская синева? — после долгого молчания спросил Джекобс.
Вместо ответа Самойлов поставил на стол принесенный саквояж и медленно, со значением вложил ключик в крошечный замок. Он вынул две бутылки водки и настоящий французский «Наполеон». Перед изумленным майором появились отличный балык белорыбицы, холодный копченый омуль, свежий ржаной пахучий хлеб.