Черная Призма - страница 11

– Есть особые просьбы? – спросил он.

Как именно Призма ощущает дисбаланс мировой магии, по-прежнему оставалось тайной. Этот предмет, облаченный в религиозную бредятину, что якобы Призма напрямую связан с Ороламом и, следовательно, со всеми сатрапиями, никогда не изучался до того, как Гэвин стал Призмой.

Даже Белая почти со страхом спросила его об этом, а она была самой жесткой из всех женщин, которых только встречал Гэвин.

Не то чтобы они сильно продвинулись, но давным-давно Белая и Гэвин заключили уговор: она будет интенсивно его изучать. А он будет ей помогать, а за это она позволит ему путешествовать без Черной Гвардии, следящей за каждым его шагом. По большей части это работало. Иногда он не мог удержаться от того, чтобы подразнить ее, поскольку ему казалось, что за шестнадцать лет, которые он пробыл Призмой, они не узнали ничего. Конечно, когда он заходил слишком далеко, она приводила его сюда, говоря, что ей надо исследовать, как свет проходит сквозь его кожу. Так что придется балансировать. На открытом воздухе. Зимой. Нагишом.

Неприятно. Будучи Гэвином, Гэвин прекрасно усвоил, где проходит граница. Да уж, император Семи Сатрапий.

– Мне было бы приятно, если бы вы начали позволять Черной Страже выполнять свой долг, Владыка Призма.

– Я имел в виду урановешивание.

– Они всю жизнь учатся служить нам. Они рискуют жизнью. А ты исчезаешь каждую неделю. Мы договорились, что ты сможешь путешествовать без них, но лишь в чрезвычайной ситуации.

Служить нам? На самом деле все немного сложнее.

– У меня опасная жизнь, – сказал Гэвин. Они спорили по этому поводу постоянно. Несомненно, Белая понимала, что если она не устроит здесь показательной выволочки, он будет требовать большей свободы. Несомненно, она была права. Гэвин посмотрел на нее прямым взглядом. Белая ответила ему тем же. Черная Гвардия стояла очень-очень тихо.

Так бы ты управлял ими, братец? Или просто чарами заставил бы их подчиниться? Все в моей жизни завязано на власть.

– Ничего особенного сегодня, – сказала Белая. Гэвин начал. Призма, по сути, делает две вещи, которых больше никто не может. Во-первых, Гэвин мог расщеплять свет на составляющие цвета без внешней помощи. Обычный красный извлекатель мог вытянуть лишь одну полосу из спектра, кто пошире, кто поуже. Чтобы тянуть, им нужно видеть красное – красные скалы, кровь, закат, пустыню, что угодно. Или, как учили извлекателей в старину, они могли носить красные очки, отфильтровывавшие остальные цвета, кроме красного. Это давало меньше мощи, но все же лучше, чем полностью зависеть от окружения.

Такие же ограничения были у каждого извлекателя: монохромы могли вытягивать только один свет; бихромы два. Обычно это были соседние цвета, как красный и оранжевый или зеленый и желтый. Полихромы – которые контролировали два или три – были самыми редкими, но даже им приходилось тянуть из тех цветов, которые они могли видеть. Только Призме не нужны очки. Только Гэвин мог расщеплять свет внутри себя.

Это было удобно Гэвину, но больше никому пользы не приносило.

А приносило пользу вот что: стоя над Хромерией, когда свет струился сквозь его глаза, наполнял его кожу всеми цветами спектра, источая его сквозь все поры, он мог ощущать дисбаланс в магии по всему миру.

– На юго-востоке по-прежнему, – говорил Гэвин. – В глубине Тиреи, похоже в Келфинге, кто-то использует субкрасный, и много. – Огонь и жар, как правило, означали боевую магию. Именно к этому прибегало большинство военных предводителей и сатрапов, когда они хотели убивать людей. Никакой тонкости.

Количество субкрасного в Тирее означало, что либо у них тихая война или что новый сатрап Гарадул основал собственную школу для натаскивания боевых извлекателей. Соседей это не обрадует. Уж точно не рутгарского губернатора, захватившего бывшую столицу Тиреи Гарристон.

Вдобавок к избытку субкрасного использовалось больше красной магии, чем синей, по сравнению с последним балансированием Гэвина, и больше зеленой, чем оранжевой.

Эта система поначалу саморегулировалась. Если красные извлекатели по всему миру использовали слишком много красного, им становилось труднее тянуть цвет, и, соответственно, легче становилось синим. Запечатанный красный люксин рассеивался легче, а синий запечатывался лучше. На этом уровне это было неудобство, досадный факт.