Черная война («Черные бушлаты» + «Черная пехота») - страница 16
Погрустнело ребятишкам, даже очень. Да и что тут мудрить? Послать вербовщиков к моему персонажу – это совсем умом тронуться надо. Грохнуть? Это возможно. Но почему – я? Немцы и не хрюкнут над моей могилой. Крест – вот это ближе к цели, его можно. И даже нужно – он враг явный и очевидный.
– Я вот сейчас что сделаю? Сам об вас рук марать не буду. Не по масти это мне. А вот на улицу вас вытащу да посередке и разложу. Тут скоро патруль полицейский пойдет (кстати, о патруле – где он?), он тут все время ошивается. Склад стережет (я, кстати, сегодня его не видел, а раньше, бывало, и здоровались), вот и будет ему подарочек. Они – власть, вот пускай у них голова и болит, кто вы такие. Тем более уже полчаса как комендантский час наступил, а пропусков у вас нету.
А они не боятся! Даже и расслабились. Значит – что? Не будет патруля? Или пропуска есть? Нет пропусков, я проверял. Патруль их знает? Откуда? А почему свет не горит?
– Да не знаем мы местных никого, – снова вступил в разговор Длинный. – И пропусков у нас нет, это ты верно сказал. Сами тут недавно. Из Минска я, а они вот из Гродно. Из деловых один я, они так – потом пристали.
– Кого в Минске знаешь? (И как я его проверю, если соврет?)
– Васек – «Заячья губа», Колян – «Лекарь».
– Не слышал про таких (есть – нет, как проверить?), сидел я, в зону вести не очень идут быстро (а теперь уже ты меня не проверишь!).
– Ну, звиняй, дядя, больше ничего тебе сказать не могу, я из Минска никуда и не вылезал больше, других не назову.
– А ко мне зачем пришли?
– Наколку дали, мол, при деньгах фраер, на еде сидит.
– Кто дал?
– Карась один, мы его прижали тихо-тихо, а он пустой. Обделался и тебя слил – мол, говорит, я сам пустой, а этот взятки гребет лопатой.
Положим, не лопатой, но гребу. Как и все в нашей конторе. Похоже? Может быть…
– Ты это видел? – протянул я к нему руки. – Похож я на фраера?
– И как я все это ночью рассмотрю? Мы тебя днем только издали пасли. Издаля что увидишь?
– Что, и ночью тут были?
– Два раза. Позавчера и третьего дня. Фонарь мешал, мы его сегодня и кокнули.
– А патруль где?
– Я ему лекарь? Ушли куда-то.
– Как же вы после дела уходить хотели, без пропусков-то? У немцев на этот счет строго!
– Как-нибудь дворами бы ушли. Раньше вон ходили – и ничего. Они не весь город пасут, только центр да и склады на станции.
Так, похоже, ничего из них я не выну. На этом они упрутся и будут талдычить одно и то же. Ничья. Кончать их? А если они тут с подстраховкой? Врассадку допросить – куда двоих девать? Одного – в другую комнату, третьего на кухню? Поздно, раньше надо было это делать.
Показалось мне или на лестнице скрипнули ступени? Четвертый? Один? Так заодно уж и пятый, и шестой тогда. Их страхуют – кто они?
– Значит, так, граждане вы мои непонятные…
Щелчок! На лестнице кто-то есть!
– И что мне с вами делать прикажете? Удавить вас или ментам сдать, как коммуняк недобитых?
– Отпустил бы ты нас? – Это Худой. – Вон шишек и так уже насажал, чего с нас тебе еще надобно? Денег – так нету, ушло уже все, жрать-то надо?
– Курево есть?
– Вон в кармане кисет, больше нет ничего.
Кисет оказался набит табаком. Обыкновенный самосад. А где же сигареты ваши, мыши съели?
– Все?
– Ну, ты даешь! Вагона с куревом, уж извиняй – нету!
Подстава! Чья? Кто там – за дверью?
– Лады. Вставайте и гуляйте отседова. Руки сами развяжете, чай, зубы есть. Патруль – не моя забота, да и ушел он, как вы сами говорили.
– А стволы вернешь?
– Может, тебе еще и денег на дорогу отсыпать? Совсем оборзел? Спасибо скажи, что своими ногами идешь, а то я ведь и передумать могу.
– Все-все! Заметано – уходим.
Троица нападавших гуськом потянулась к двери. Показалось мне или по лестнице кто-то быстро спустился вниз? Закрыв за ними дверь, я кинулся к окну. Чуть приподняв голову над подоконником, я смотрел в сторону подворотни. Вот внизу скрипнула ступенька (тихо дверь открыли, молодцы!). Один силуэт крадучись пересек двор. Второй, третий… все? Нет, не все…
Утром я был невнимательным и озадаченным, так что Беренмайер даже сделал мне замечание. Извинившись, я сослался на недомогание, чем дал ему повод еще минут десять говорить на тему излишних возлияний (и откуда он все знает? Не иначе, стучит кто-то) и их вреда для работы. Наконец, он смилостивился и, озадачив нас всех неотложными делами, ушел в свой кабинет – писать очередное письмо. Погрузившись в полуторку, я сказал Хасану: «В полицию». Тот спокойно кивнул головой, в полицию мы ездили часто, оформляли бумаги и заказывали сопровождение для обозов с продовольствием.