Черненко - страница 16
Пять лет находился Черненко в самой гуще райкомовских дел. Партийная работа — дело всегда хлопотное, а в те времена — особенно беспокойное. Целыми днями приходилось пропадать на полевых станах, в мастерских, школах, клубах, избах-читальнях. О необходимости активной работы среди масс во все времена говорили много, но умению общаться с населением никогда и нигде не учили. Приходилось самому постигать все премудрости этого тонкого дела, на собственном опыте убеждаться, насколько сложно бывает понять мотивы поведения людей, проникнуться их заботами, отстаивать их нужды и интересы.
Наверное, не случайно считалось, что партийный руководитель любого ранга должен обязательно пройти школу низового звена. Конечно, бывали из этого правила исключения. Но чаще всего люди, не получившие закалки и необходимого опыта работы в низовых коллективах, умудрившись занять руководящие посты, не понимали, что там, «внизу», жизнь выглядит совсем иначе, чем она кажется сверху. Возьмем, к примеру, биографию того же Горбачева, который сразу же по окончании университета оказался в аппарате Ставропольского крайкома комсомола.
Партийный работник своей судьбой не распоряжается. Способности Черненко заметили, но вместо того чтобы подающего надежды молодого партийца направить на работу в «вышестоящие органы», стали посылать его на «прорывы», туда, где возникали сложности или неурядицы. Довелось ему поработать в Уярском и Курагинском райкомах партии, на тех же должностях, что и в Новоселовском районе.
Годы райкомовской работы, по словам Черненко, были для него большой политической школой. Для себя он решил тогда бесповоротно и окончательно: партийная работа — это его призвание.
После нескольких лет работы в районе, в 1938 году, Константина Устиновича, уже накопившего солидный опыт партийной работы, выдвигают в аппарат краевого комитета ВКП(б). Здесь он работает заведующим Домом политического просвещения, а затем — заместителем заведующего отделом пропаганды и агитации крайкома.
Задумываясь над страницами биографии Черненко, я всегда задавал себе вопросы: а как его лично коснулись трагические события 1937-го и последующих годов, какую позицию занимал он, молодой партийный работник, в те сложные годы? Ведь после пограничной службы (в войсках ОГПУ!) он руководил отделами агитпропработы трех райкомов партии Красноярского края. И по логике вещей, не мог оставаться в стороне от тех последствий, которые повлек за собой известный тезис об «обострении классовой борьбы с развитием социализма и возрастанием сопротивления капиталистических элементов», выдвинутый еще в июле 1928 года Центральным комитетом ВКП(б).
И вот однажды разговор на эту тему у меня с Константином Устиновичем состоялся. На мой прямой вопрос он ответил сначала коротко: «Думаю, меня спасла Сибирь», — а потом пояснил свой ответ.
По его мнению, в те годы в Сибири и, в частности, в Красноярском крае репрессии широкого масштаба не получили. Размах борьбы с «врагами народа» был намного слабее, чем, положим, в Центральной России или на Украине. Конечно, на партийных собраниях, пленумах райкомов, в печати вовсю клеймили оппозицию — «уклонистов», троцкистов, бухаринцев. Но всё это, как говорил Черненко, выглядело как бы абстрактно, словно отражение того, что происходило где-то в центре. Коммунисты рассуждали примерно так: «Это там у них, в Москве, „контра“, а мы не допустим такого».
Я, признаться, думаю, что в чем-то они были правы или, во всяком случае, недалеки от истины. Логика же Черненко заключалась в следующем: чем больше подобострастия проявляли региональные руководители по отношению к центральной власти, тем активнее в их регионах действовал репрессивный аппарат, тем больше в них фабриковалось дел о «шпионаже» и «вредительстве», тем шире использовались в этих целях оговоры честных людей и доносительства на них. За примерами ходить в Сибирь не обязательно. Возьмем хотя бы Украину, где такие «традиции» укоренились еще со времен так называемого «голодомора», в начале которого местные руководители во главе с Косиором бодро рапортовали Центру о готовности перевыполнить планы заготовки зерна. Так, 15 марта 1932 года, когда стало ясно, что голод неизбежен, первый секретарь ЦК Компартии Украины направил шифротелеграмму Сталину с предложением увеличить изъятия хлеба у украинских крестьян в пользу общегосударственных интересов. Сталин вынужден был поправить Косиора: «Не надо этого делать. Следует выполнять те нормы, которые даны». Ну а в репрессии на Украине внес свою весомую «лепту» Хрущев, когда возглавлял ЦК Компартии республики.