Чернобыльская рокировка - страница 27

Это любитель оружия Гнат.

— Как представитель арийской расы мог воевать вместе с черными?

Кто о чем, а вшивый о бане. Забиты у лейтенанта мозги глупой пропагандой. Надо полечить. А то беды не оберешься. Поставил программу перевода и, подглядывая на экран, высказался.

— Давай полегче с этими бреднями насчет расы господ. Вышли, мать их за ногу, сыны Ария неизвестно откуда и пошли не знают куда. Японские подводники вырезают печень у пленных матросов и едят сырой, прямо у них на глазах. Союзники, понимаешь. Конечно, зверем жить проще. Такие в снорков и монолитовцев и превращаются. А ты попробуй человеком остаться. Человеком быть трудно, часто больно, но, на мой взгляд, интереснее. Прежде чем развивать тему недочеловеков, прогуляйся по госпиталю, найди фронтовика с наградой за зимнюю кампанию, и поговори с ним по душам, пусть он тебе расскажет о славянах в бою, когда смерть позади и смерть впереди, от нее никому не уйти. Есть упоение в бою у смерти мрачной на краю. Это тебе говорит специалист. Есть.

Къяретта с интересом глядела на его лицо. Показать ему семейную реликвию сейчас или позже? Простым семейным сходством такие совпадения не объяснишь.

— Просто примите как данность. Противник может переходить в режим невидимости. Одним словом — «стэлс». По американскому самолету невидимке. Наш партийный друг наверняка подобрал нам жилье. Пойдем обживать апартаменты.

Краузе освободил для группы домик на окраине Чернобыля и поставил во дворе потрепанную, но на ходу трофейную чешскую «Шкоду». Две бочки бензина и полевая кухня довершали водопад из рога изобилия, пролившегося на удачливых авантюристов от щедрот национал-социалистической партии.

— Вечером после ужина песни и пляски, — сообщил всем Викинг.

Жизнь потихоньку налаживалась. Самое главное — молчал счетчик Гейгера. Все остальные проблемы можно решить в рабочем порядке.

Киев

Беспорядки в Киевском централе начались в комнате отдыха в самое неподходящее время. Передачу «На страже закона» любили смотреть и охранники и заключенные. Узнавали знакомых, прикидывали, кого скоро увидят в родной тюрьме. Не всем так везло. Гетман строго соблюдал европейскую конституцию, и суды смертных приговоров не выносили. Но очень многих за руки, за ноги вытаскивали из «черного ворона» и стреляли на обочине при попытке к бегству. Совсем невезучих отдавали родственникам жертвы для самосуда. Клочки от них тоже показывали по телевизору. Очень впечатляло.

Нездоровая тишина наступила, когда стали показывать нейтральный сюжет. Торжественно хоронили офицеров, погибших при выполнении задания. Это тоже не было чем-то из ряда выходящим. Да только одним из полицейских был хорошо известный всем Бывалый, а вторым авторитетный, идейный уголовник Гора. Камера крупно показала его спокойное, словно у спящего, лицо. Все метнулись ближе к экрану, разглядывать наколки. Надпись «Не буди» на веках была на месте.

— Он, — сказал старший по корпусу «Д» Вова Луганский. — Четыре ордена, однако, когда люди все успевают. Сидит с тобой в камере, у тебя только срок идет, а у него еще и выслуга лет. Правда, мы еще живы, а их хоронят.

— Гору вместе с Бегуном забирали, все думали по старым делам, а оказалось, по новым, — пошутил кто-то от окна.

Вопрос, где сейчас бродяга и весельчак Фролов еще не прозвучал, а репортер уже показал плиту надгробия. Пять фамилий, разные даты рождений и одна у всех дата смерти. Фролова и Раскатова знали все присутствующие.

— Вот и Бывалый, Осадчий его фамилия, двух других не знаю, наверно чистые служаки, в мундирах ходили, — прокомментировал Вова. — Устал я сильно, пойду, отдохну. Вы тихо тут. Они все равно были стоящие парни, я с Фролом бы в побег пошел.

Через десять минут дневальный заорал:

— Вова Луганский повесился!

Тут все и закрутилось. Охрана от греха подальше решила загнать всех в камеры. Замахала дубинками и электрошокерами, в ответ зэки сверкнули заточками и захватили корпус. Сожрав на кухне мясо и колбасу, выпустив друзей из карцера, народ задумался, что делать дальше. Надо было чего-то потребовать от начальства, например извинений и выпивки. Блатные люди конкретные, сказали — сделали, а не сделали, так опять сказали.