Черное евангелие - страница 30
Сэцуко назвала гостиницу. Они подошли к воротам. Каменные светильники тускло освещали мощеный двор, в небольшом садике искусственное нагромождение камней напоминало горный уголок.
Сэцуко бил озноб, она все еще не решалась войти в вестибюль. Кто-то вышел из гостиницы, и она торопливо спряталась за камни.
— Милая, что случилось?
— Но ведь кто-то идет!
— Это что, твой знакомый?
— Не в этом дело, вам ведь тоже не хочется, чтобы нас увидели.
Предусмотрительность девушки понравилась Торбэку. Если кто-нибудь из прихожан увидит его здесь, может произойти серьезная неприятность.
Конечно, бог велик и всеведущ, но он искренне верил, что бог так же милостив и простит ему его грех. Теперь уже ничто не могло его остановить. Так молодой олень мчится по лесу, не разбирая дороги, и порой налетает на острый сук. И может быть, разница была лишь в том, что Торбэк сознательно бросался на острие сука, предвкушая сладость от полученной раны.
Сэцуко с первого взгляда полюбила молодого патера. И когда однажды ночью он увлек ее на машине в лес, к реке, унес в траву и стал целовать, она была бесконечно счастлива.
Как он был ласков с ней, с каким восхищением смотрел на нее! И как мило коверкал японские слова!
Он тогда домогался близости. Но она невольно запротестовала: «Нет, только не здесь!»
«Нет, не здесь!» Ей было стыдно и неприятно совершить это там, на траве, где ей казалось, что за ними все время кто-то подглядывает, и пугал малейший шелест листвы.
Нет, домогательства Торбэка не обидели и не оскорбили девушку. Она любила этого молодого красивого священника. Любила его строгие, полные величия жесты во время мессы, любила его, когда он проникновенно объяснял ей суть своей веры, любила его ласковые прикосновения.
Сэцуко уже не раз испытывала волнение любви, но раньше было совсем не то. Как непохож был этот обаятельный чужеземец на ее прежних поклонников! Сэцуко кружили голову его ребяческая нежность, его бескорыстная вера в святое учение, горячие взгляды, которыми он обжигал ее. Она была как в бреду. А тут еще эти красивые золотистые волосы, каких не бывает у ее соотечественников. И глаза, синие и глубокие, как горные озера.
«В другом месте», — сказала она тогда и взять теперь свои слова назад уже не могла. И когда Торбэк привез ее в этот квартал, она должна была быть готова к тому, что произойдет.
Сэцуко знала, какой грех берет на себя Торбэк. И она должна была стать соучастницей этого греха. Но бывают минуты, когда для женщины любой грех становится желанным. Ей льстило, что ради нее Торбэк готов нарушить священный обет. Как и все женщины, она объясняла поведение мужчины по-своему. Ведь женщина, даже когда сама становится жертвой, объясняет это с выгодой для себя.
Наконец они приблизились к парадному подъезду гостиницы, похожей на особняк богатого аристократа. Торбэк открыл дверь, и они вошли в ярко освещенный вестибюль.
Горничная встретила их поклоном.
Сэцуко спряталась за спину Торбэка. Этого он не ожидал. Он рассчитывал, что разговор начнет она, ведь он еще так плохо объяснялся по-японски и совершенно не знал, что и как нужно говорить в подобных случаях.
Но Сэцуко стыдливо съежилась и молчала. Однако служанка все поняла и без слов, она взяла две пары домашних туфель и поставила их на натертый воском пол.
Торбэк чуть не силой потащил Сэцуко за собой.
Горничная повела их по длинному коридору. Она шла быстро и уверенно, будто зная наперед, что нм требуется. Несколько раз они сворачивали в боковые коридоры. Но вот горничная остановилась и открыла одну из дверей.
Маленькая, тесная комната. В глаза им бросилась огромная, занимавшая почти половину комнаты, кровать. Два кресла забились в угол, словно стыдясь своего присутствия.
Все дешево и безвкусно. И вделанный в стену шкаф, и картина на стене, и окраска стен.
Они вошли. Вскоре горничная принесла чай.
— Ночевать будете? — спросила она, бесцеремонно разглядывая Сэцуко.
— Нет, — едва слышно ответила девушка.
Служанка молча кивнула, показала, где ванная комната, туалет, и ушла, захлопнув дверь. От дверного стука Сэцуко вздрогнула.
На вопрос горничной Сэцуко ответила отрицательно, потому что не думала проводить здесь ночь. Мысли у нее путались, ей почему-то казалось, что они здесь лишь поговорят и уйдут. Красное одеяло на кровати нахально лезло в глаза, а тусклый свет настольной лампы у изголовья почему-то ослеплял.