«Черное» пятно «красной биологии»? - страница 7
…» (подчеркивание Молотова — прим. авт.). Далее Презент указывает, что точно такую же точку зрения о гонениях на генетику отстаивает и Н. И. Вавилов со своими сторонниками и пишет, что они вместе с западными генетиками «выступают единым фронтом» в этом вопросе, подчеркивая: «…Если судить по той агрессивности, с которой последнее время выступают Вавилов и его единомышленники, то не исключена возможность и своеобразной политической демонстрации «в защиту науки» против ее притеснения в Советской стране…». В связи с чем, Презент предлагает опубликовать сообщение, что: «…Вавилов, как председатель конгресса, отнюдь не является делегатом, посылаемым нашей страной, а участвует в конгрессе персонально, и его теоретическая концепция не выражает направления исследований и установок нашей передовой советской агробиологической науки…» и провести собственный конгресс, пригласив на него западных ученых.
Вот и весь «донос», отправляя которой Молотову Лысенко в сопроводительной записке указывает: «…Считаю, что посылать делегацию на Международный генетический конгресс от Советского Союза не нужно. Если же будет решено посылать делегацию, то категорическая просьба меня не включать в ее состав для поездки на конгресс…»
Между прочим, в состав советской делегации на планируемый конгресс Вавилов действительно включил Лысенко, однако из планируемых 15 делегатов он был единственным «мичуринцем», хотя Я. Г. Рокитянский указывает в качестве «поддреживающего» Лысенко еще и академика Н. В. Цицина[19], между прочим, регулярно критиковавшего Трофима Денисовича за его взгляды и теории.
С другой стороны, каким образом должно реагировать правительство СССР на подобный демарш с обвинениями на международном уровне? Пустить на самотек? Самое интересное, что точно такая же ситуация с пропагандистской кампанией западных ученых (в форме т. н. «второго фронта») против Лысенко и его сторонников в поддержку «генетиков» повторится через десять лет в 1948 г. — так кто кого «травил», спрашивается?
>Н. И. Вавилов с юннатами Ленинградского дворца пионеров. На коленях сидит сын Юрий.
Показания же самих «вавиловцев» и Вавилова друг на друга[20] — «разумеется» «выбиты» следователями НКВД. Как же иначе, об этом же все знают, даже «дорогой Никита Сергеевич» на ХХ съезде говорил, А. И. Солженицын утверждал, да и сам следователь А. Хват «сознался» в «фальсификации».
И никто так и не проверил, является ли «признание» Хвата самооговором старого человека под давлением «демократических» апологетов теории «злодеяний» НКВД против научных работников — просто, чтобы дали спокойно жить ему и его близким. Не проверяли, был ли Шунденко сотрудником НКВД (уж никак не МГБ) в конце 30-х или его призвали позже, уже в 1941. Самое интересное, что был. И сыграл в деле Вавилова крайне мерзкую роль. Вот только кандидатскую диссертацию комсомольскому активисту Шунденко писал не кто иной, как небезызвестный М. И. Хаджинов. Между прочим, ученик Вавилова, о чем в своем антилысенковском произведении упоминает В. Н. Сойфер[21]. И продвигали эту бездарь вовсе не сторонники Лысенко. Но не учли, что благодарности от такого типа ждать не приходиться. Позже Шунденко с поста замдиректора института снимет именно Лысенко, параллельно подняв вопрос о том, как такая личность вообще диссертацию защитила. В результате Шунденко под давлением Лысенко уйдёт из науки и пристроится в НКВД. А позже, в годы Великой Отечественной Л. П. Берия выкинет его в хозаппарат — за бездарность.
Складывается впечатление, что арест Вавилова был неожиданностью для всех, в том числе и для Лысенко, который, в ответ на запрос НКВД по поводу вредительской деятельности Вавилова, дал недвусмысленный ответ, что он не знает случаев такой деятельности и может только описать важность работ Вавилова, в том числе по созданию мировой коллекции семян в ВИРе. Между прочим, сама постановка вопроса говорит о причине ареста Вавилова — нецелевое использование бюджетных средств, что в то время иначе как вредительство и не расценивалось. Особенно неожиданным был арест, учитывая пассивную позицию самого Вавилова во время «научных дискуссий».