Черное зеркало - страница 35
— Ну вот и все… — облегченно улыбаясь, сказала Аля через некоторое время. — Видите, не так уж это и сложно. А Господь услышал вашу молитву и теперь поможет Ларисе на небесах… Тем более что она так странно ушла…
Все облегченно вздохнули и шумно уселись на свои места.
— А теперь можно? — спросил Барин, обращаясь непосредственно к Але.
— Теперь — да, — густо покраснев, чуть слышно ответила она.
— Ну так давай, Игорек. Ты, как самый близкий Ларисе человек…
— Я, кстати, ее брат… — обиженно вклинился Гоша.
— Ах да, прошу прощения. Тогда — вам первое слово.
Гоша встал и принялся нудно мусолить о своих родственных чувствах. Говорил долго, постоянно повторяясь и нажимая на то, что Лариса была для него самым близким и незаменимым человеком на земле. Его понесло в бескрайние рассуждения о душевных качествах Ларисы, о том, каким прекрасным человеком была его сестра, и о том, сколько усилий и самоотверженной братской любви стоило ему создать такого прекрасного человека. Постепенно эта спиралеобразная речь начала сворачивать в сторону собственного восхваления. И неизвестно, до каких дифирамбов самому себе он мог бы договориться, когда вдруг очнулся. И, скомкав последние фразы, прервался на полуслове…
— Короче, земля ей пухом! — резюмировал Барин.
Все в строгом молчании выпили. Аля и рыженькая Валя, едва смочив губы, опустили рюмки на стол.
— Э! Так не полагается!.. — начал было Петька. Но Барин примирительно махнул рукой.
Застучали вилки.
Следующее слово произнес Игорь. Затем еще кто-то… И поминальная трапеза, преодолев шероховатости первых минут, понеслась по накатанной колее с истинно русским размахом…
Через некоторое время народ отвалился от стола и разбрелся по квартире. Трагическое событие, послужившее поводом для происходящего пиршества, ненавязчиво уходило на задний план.
Произошла перегруппировка по интересам.
Петька с Серегой, соревнуясь в остроумии, развлекали дам и усиленно зондировали почву. Юрик сидел рядом, а Игорь покуривал чуть поодаль и, поддерживая разговор, изредка посматривал на окружающих.
Худенькая, изящная, словно девочка, Галина Николаевна и поражающая изобилием шарообразных форм Нина Леонидовна удобно устроились на диване и вели светскую беседу. Роман Владимирович и Сергей Сергеевич бубнили вполголоса за бутылкой в дальнем углу стола. Виктор Максимович что-то на пальцах доказывал Гоше, с пренебрежительным видом ковырявшемуся в тарелке. Барин увлеченно рассказывал Эдичке о самом, по его мнению, прекрасном периоде двадцатого столетия. Тот вежливо слушал.
— Алексей Кириллович, — обратилась к нему Нина Леонидовна. — Как там наш Эдичка? Хорошо работает?
Эдичка был протеже Игоря, какой-то внучатый племянник его соседки. Окончив колледж и отбрыкавшись от армии, он оказался не у дел. Попробовал было торговать в киоске, но тут же залетел на полтинник и без сожаления оставил эту деятельность. Нина Леонидовна слезно просила Игоря подыскать что-нибудь для ее не приспособленного к своеобразию нынешней жизни родственничка. И тот, когда прежний сотрудник Мишка, застигнутый Барином в излишне тесном контакте с Мариной, был вышвырнут за дверь, пристроил Эдичку в свой коллектив.
— Замечательно! — отозвался Барин. — У вашего племянника блистательное будущее. Пока обкатаю его в газете, а там такое местечко ему подыщу… Что потом, может статься, и самому к нему на поклон идти в самый раз будет…
Иришка с любопытством стрельнула взглядом на смутившегося Эдичку. Нина Леонидовна расплылась в умильной улыбке:
— Спасибо, Алексей Кириллович… Я вам очень признательна. И Игорьку тоже. Если б не он…
Внезапно Барин встрепенулся, заметив что-то неладное в группе своих подопечных.
— Эй, мужики! — рявкнул он. — Вы мне Юрика не спаивайте! Он мои бренные мощи оберегать должен.
— Ну еще соточку, Алексей Кириллыч… — обиженно протянул Юрик, здоровый и незамысловатый рослый детина.
— Соточку можно, — благодушно разрешил Барин. — Но не больше.
Иришка бродила по комнате. Подошла к пианино, открыла крышку, ткнула пальцем в какую-то клавишу. Высокий диез взметнулся к потолку, недоуменным вопросом отразился в хрустальной люстре и пропал без следа.