Черное зеркало - страница 39
Он коснулся губами краешка ее мягкого рта. Таня чуть отстранилась, полускрытым в ресницах мерцающим взором посмотрела в его глаза…
Он вжался в ее оказавшееся таким желанным, бьющимся в нетерпеливой дрожи пышное тело. Покачиваясь в танце, он чувствовал, как горячие волны набегают одна на другую, как жаркое дыхание соединяет их пьющие друг друга губы и как судорожно пробегающий по зубам влажный кончик языка трепещет, доводя его до высшей, критической точки возбуждения…
Внезапно интимную обстановку взорвали гнусавые, с каким-то завыванием вопли.
Всех как заклинило. Взгляды устремились к обеденному столу, за которым в пьяном непотребстве, с закрытыми глазами раскачивался на стуле Виктор Максимович и, дирижируя себе пустым фужером, издавал противные звуки.
— Ну-ка, встань, приятель! — потряс его за плечо Петька.
Но мужик закапризничал, начал вырываться, нечленораздельно ругаясь и отпихиваясь.
Серега подскочил к нему, схватил за воротник и резко выдернул из-за стола.
Мужик затрепыхался, замотал руками, как тряпичная кукла, и дико захлопал глазами.
— Что делать с этим козлом?! — злобно тряся обмякшего Виктора Максимовича, прошипел Серега. — На лестницу вышвырнуть?..
Барин подошел ближе.
— Гость все-таки… Как-то негуманно… — неуверенно сказал он. — Дать ему стопаря, что ли?.. Пусть отрубится и в прихожей полежит, пока не проспится…
Налил стопку, сунул под нос начинающему приходить в себя мужику.
Серега отпустил его. Тот постоял немного, раскачиваясь из стороны в сторону, обвел окружающих мутным взглядом. Потом заметил стопку, схватил ее и опрокинул в рот.
Как ни странно, но через пару минут Виктор Максимович очухался. Как-то робко огляделся, чего-то вдруг очень испугался. И бочком, бочком направился к двери.
— Ты куда, мужик? — поинтересовался Игорь.
— Я пойду…
— Куда ж ты такой пойдешь, мудила!.. — хмыкнул отошедший от бешенства Серега.
— Ничего… не впервой…
В прихожей отыскали его плащ. Помогли надеть.
— Точно доедешь? — усомнился Барин.
— Доеду, доеду…
— Ну хрен с тобой… Погоди!
Барин отошел к столу, взял недопитую бутылку и, плотно завинтив горлышко пробкой, сунул ее тому в карман.
— Это тебе на посошок… Только сразу не пей. Дотяни до дому.
Дверь захлопнулась. И Виктор Максимович, так никем и не опознанный родственник усопшей Ларисы Липской, исчез в туманной дали бескрайних просторов бытия…
— Козел! — вполголоса ругнулся Серега, закуривая сигарету. — Только уболтал бабу, только потекла…
— И у меня… — отозвался Игорь. — Я уже неделю на простое. Лопну скоро… Представляешь, даже на соседку стоит…
— Это на ту, что была-то?.. — хохотнул Серега.
— Ну…
— Правильно, Игорек! Всякую шваль на х… пяль. Бог пожалеет — хорошую даст.
Внезапно Игорь заметил, что в дальнем углу дивана оживленно беседуют Гоша и Эдичка. Глаза у Гоши туманно сияли, рука мягко похлопывала Эдичкину коленку. Игорь толкнул Серегу плечом:
— Убери от него Эдичку.
— А что, голубой, что ли?
— Черт его знает. За ноги не держал. Но похоже.
Серега заржал:
— Корректирует Эдькину сексуальную ориентацию?.. Давай я его вырублю.
— Сам уйдет…
Серега поднялся. Но тут заиграла музыка, и Иришка, подбежав к дивану, вытянула Эдичку на середину.
— Давай потрясемся!
— Ну вот и уладилось. А ты боялся… — хмыкнул Серега и пошел к своей блондинке.
После получасового бешеного ритма сменяющихся один за другим однообразных хитов все попадали кто куда. В это время вернулся с трудом дозвонившийся в дверь Юрик. Снова зазвенела посуда, под потолком сгустились облака сизого дыма.
Петька сидел на диване и, окруженный дамами, рисовал что-то такое, отчего те заливались визгливым смехом. Мужиков не подпускали.
— В чем дело? — сгорая от любопытства, тянулся в их сторону Барин.
— Сейчас увидишь! — хохоча во весь свой широкий рот и сверкая белыми зубами, отмахнулась Марина. Потом схватила рисунки и, развернув веером, показала собравшимся.
Это были шаржи. Пьяная Петькина фантазия разыгралась не на шутку. И каждый из присутствующих был не только поразительно узнаваем в этих рисунках, но и снабжен пикантными, свойственными именно ему аксессуарами.
Естественно, все одинаково гоготали над чужими портретами, но по-разному и с большей долей критичности воспринимали свои. Игорю сразу вспомнилась аналогичная сцена из «Незнайки».