Чернокнижник - страница 8

Вода камень точит. Со временем к двойкам и тройкам привыкли не только родители, но и сам Сапожников. Стараться учиться было бесполезно: всё равно больше тройки не поставят. Что касается двоек, то они не особенно часто посещали дневник ученика. Не станет же школа портить свои показатели из-за какого то Сапожникова?

Скучная и нудная школьная жизнь иногда нарушалась вызовами в милицию. Здесь с Петей разговаривали, как со взрослым, более того, как с равным. Понятно, что эти обстоятельства заставляли Петю лететь в милицию как на крыльях.

– На чём мы с тобой остановились в прошлый раз? – обычно начинал следователь свою беседу.

– На том же, на чём и всегда, – отвечал мальчик. – Вы хотите, чтобы я рассказал, откуда я знаю обо всём, случившимся с Татьяной Александровной, а я вам объясняю, что я ничего нигде не узнавал. Я просто это всё придумал.

– Но этого не может быть, то, что ты написал в сочинении, было на самом деле.

Петя отрицательно мотал головой.

– Ну что хотите делайте – не было этого!

– Хорошо, я понимаю, что тебе нелегко обвинять свою учительницу. Оставим всё это на её совести. Меня интересует совсем другое.

– Какая учительница? У меня, что, в сочинении фамилия указана или её паспортные данные?!

Следователь понимал, что, стоит ему только хоть на немного перегнуть палку, как подросток замкнётся, и тогда информацию, которую надо было вытянуть, можно будет похоронить в детском упрямстве.

– Ну ладно, не хочешь про учительницу – не надо. Давай поговорим о Вовке.

– Каком Вовке?

– Которого похитили.

– Никакого Вовки и в помине не было.

– То есть, как, не было?

Следователь вытащил из стола какие-то бумаги и стал просматривать их.

– Вот, – протянул он Пете листок, – разве это не ты писал? «Вовка пошёл к тем кустам, потому что его очередь была». А вот это? – Милиционер показал другую бумажку.

– Что это?

– Это показания вашей учительницы, из которых видно, что сдавая сочинение, ты сказал ей, что не успел написать про Вовку.

– А я этого и не отрицаю.

– Ну слава Богу, хоть чуть-чуть сдвинулись с мёртвой точки!

– С какой точки? – не понял Сапожников.

– Раз ты не успел написать про Вовку, то расскажи мне о нём сейчас.

– На самом деле, Вовка потерял свой ботинок, и весь отряд искал его.

– И?

– Что, и?

– Дальше что было?

– Ничего. Ботинок нашли в канаве. Вовка надел его и мы пошли в лагерь.

– И всё?

– И всё.

По лбу следователя стекал холодный пот. Он понимал, что ребёнок просто водит его за нос.

– Хорошо, – вдруг сказал он, – пойдём пообедаем, а то на голодный желудок мы не договоримся.

– У меня с собой денег нет.

– Я угощаю. Ты что любишь?

Следователь встал из-за стола и вывел подростка из кабинета. Положив руку ему на плечо, будто это был не допрашиваемый, а приятель. Он шёл с Петей по коридору и обсуждал с ним меню предстоящего обеда.

На самом деле, милиционер прервал свою беседу не из-за голода. Тайм-аут понадобился потому, что он зашёл в тупик, и не знал, как разговорить паренька.

Когда он очутился не в школьном буфете, а в столовой управления внутренних дел, у паренька разбежались глаза. Ему захотелось попробовать всё, что едят настоящие сыщики. Милиционер широким жестом руки показал на блюда с выражением лица, которое можно было понять только как: «выбирай, что хочешь!». Следователь не учёл очень важного обстоятельства: в подростковом возрасте юноши не едят, а сметают всё, что им положат. Довольный Петя с двумя подносами пошёл устраиваться за освободившимся столом, а следователь достал кошелёк, чтобы расплатиться с кассиром. По мере того, как кассирша нажимала на кнопки, лицо милиционера мрачнело. Наконец женский пальчик нажал на самую большую кнопку, и кассирша приготовилась огласить приговор.

– Тихо! Я всё понял, – прошептал следователь.

– Что? – не поняла кассирша.

– У меня с собой столько нет, – прошептал милиционер. – Можно я завтра принесу?

Кассирша наклонилась к милиционеру и почему-то тоже перешла на шёпот.

– Завтра нельзя, я вечером должна сдать кассу.

– Ну, тогда вечером.

– Хорошо, только не обманите, а то у меня неприятности будут.

После обеда настроение у подростка улучшилось, чего нельзя было сказать про следователя. Он слушал любую болтовню подростка и больше не наседал на него.