Черные бароны, или Мы служили при Чепичке - страница 14
— Стихи красивые, — допустил Черник, — только почему их должен читать ausgerechnet именно я? Народ меня позвал не к оружию, а к лопате. И не могу сказать, чтобы я был от этого в особом восторге. С этой фрезой тоже очень красиво, только лично я её не отличу от электрической выжималки. И если посмотреть вокруг, то мне отнюдь не кажется, что враги с Уолл–стрита должны нас как‑то особенно бояться!
— Это дешёвая демагогия, — разозлился Ясанек, — я имел в виду не только нашу часть, а всю армию в целом.
Но актёр Черник не проявил ни малейшего желания вложить в творение Ясанека частицу своего незаурядного таланта. Редактор со слезами на глазах разыскал рядового Кефалина и пожаловался ему на кадровый состав части и на явный саботаж своего творчества.
— Прочти стихотворение сам, — посоветовал ему Кефалин, — все великие авторы умели пламенно и вдохновенно декламировать свои вирши. Вот, скажем, Маяковский! Или Есенин!
Ясанек задумался, но потом завертел головой.
— У меня голос немного блеющий, — заявил он, — к такому типу стихов не подходит. Надо найти кого‑нибудь с глубоким и звучным голосом. Чтобы звучал мужественно!
Кефалину пришло в голову, что это мог бы быть кулак Вата, но предложить ему он не решился. В конце концов, он выбрал для чтения стихов рядового Биртанцля. В гражданской жизни он был пономарём, а в характеристике имел запись»империалистический последыш, иезуитский наймит и ватиканский шпион».
Программа концера начала вырисовываться. Фокусник и манипулятор Павел привел в восторг весь офицерский состав — он глотал шарики для пинг–понга, а потом вынимал их из разных мест тела. При помощи солдат второго года службы был собран оркестр, который после нескольких репетиций бойко играл известные военные марши. Актёр Черник согласился произнести монолог из Шекспира, а несколько амбициозных бойцов предложили, что будут петь народные песни, или же станцуют «одземек»[8].
Неясной оставалась ситуация с так называемым клерикальным квартетом. Три священника и выпускник консерватории Румль вызвались представить публике отрывки из произведений Йозефа Сука[9], и тем самым осложнили ситуацию на идеологическом фронте.
Лица, ответственные за кадровый состав концерта, разделились на две группы. Одна настаивала, что недопустимо, чтобы показательное выступление приобрело религиозный характер, в то время как другая возражала, что о идеологической ненадёжности исполнителей общественность не узнает, потому что оно останется скрыто под зеленой формой.
— Если бы они были одеты в белые воротнички, — сказал сержант Сабо, — я бы их на сцену не пустил. А так их никто не отличит о рабочих, крестьян, либо трудовой интеллигенции.
— Их происхождение знает весь батальон, — возразил старший сержант Винч, — и не исключено, что кто‑то из солдат его выдаст гражданским лицам. Получится, что мы пропагандируем религию.
Спор не смог разрешить даже начальник клуба лейтенант Долак, так что пришлось обратиться к самому майору Галушке.
Вскоре Таперича навестил репетирующих в политкомнате, прослушал Сука и Моцарта, и присел на стул.
Некоторое время он молчал и размышлял. Потом медленно повернулся к квартету и произнёс:«Хорошо играете, хлопцы! Очень хорошо! Вот только трубы вам не хватает!»
Программа была отрепетирована, и в здание общества»Сокол»зачастили старослужащие — позаботиться о надлежащем украшении зала. Многие из них совмещали эти вылазки с посещением пивных, или знакомились с местными красавицами, что, впрочем, было нелегко. Но майор Таперича, словно предвидя готовящиеся нарушения дисциплины, обходил гнёзда порока, останавливал солдат, у которых были иные интересы, нежели развешивать на сцене гирлянды, и отечески им выговаривал. Когда он застиг пьяного рядового Грача мочащимся посреди площади, то разъярился и закричал:«Грач! Назначаю вам тридцать суток строгого ареста!»
Старший лейтенант Чёрный, сопровождавший майора, и в отличие от него, знавший устав, зашептал:«Товарищ майор, на такое серьёзное наказание у вас нет полномочий. Как командир отдельного батальона можете назначать сроки не более пятнадцати суток строгого ареста».