Черные крылья - страница 16

Я за секунду оказался рядом, попытался схватить за руку, прижатую к пояснице. Ненн посмотрела на меня. У нее такие красивые карие глаза. А между ними – дыра на месте носа. Ненн стиснула зубы от боли. Похоже, она еще не решила: злиться или бояться. Но злость-таки взяла свое.

– Гребаный скот достал меня перед тем, как сдохнуть, – процедила она, выдавливая слова из боли, как масло из оливок. – Я ткнула ему в лицо, а ублюдок не обратил внимания, ударил снизу. Мать его. Рихальт, этот скот меня грохнул.

– Еще нет, – сказал я. – Мы тебя починим.

– Ха, – выговорила Ненн, зажмурилась, запрокинула голову. – Грохнули как пить дать. Мать его, так болит.

– Дай посмотрю.

– Смотри.

Я глянул – и пожалел об этом. Попало низко. Не зацепило ничего, ведущего к быстрой смерти. Колотая рана. Я поискал сделавшее ее железо, нашел меч на пять дюймов в крови. Если повезет, Ненн умрет от потери крови. Это милосердно. Если не повезет – впереди медленная мучительная смерть от гангрены, боль, гной и смрад, почерневшая плоть. Худший вид смерти. Лучше уж сгореть в колдовстве.

Ненн заметила, что я тереблю рукоять кинжала, и посмотрела мне в глаза.

– Давай, – прохрипела она.

Ненн протянула руку – и от касания ее холодных скользких пальцев я вздрогнул и выпустил кинжал.

– Нет. Мы тебя починим, – сказал я.

– Куда там? – выговорила она.

Меж ее пальцев сочилась кровь. Ненн с трудом выдавливала слова.

– Мы оба знаем, что дальше. Долго умирать. Больно.

– Саравор починит.

– Нет, – проскрипела Ненн, – не этот ублюдок. Ни за что.

– Я разве давал тебе выбор? Ты будешь жить.

– У него очень дорого. Очень.

– У меня кредит, – соврал я.

Ненн права. Цены у Саравора еще те. Но ведь речь о жизни моего друга. Нет, моей сестры. Я найду, как заплатить. Если не брезгуешь ничем, способ всегда найдется. А брезговать я бросил уже давно. Если выродок Саравор сумеет залатать мою Ненн, получит все, что захочет.

Я на всякий случай отпихнул меч подальше. Лучше не искушать. Ненн – она такая.

Вокруг все спокойно. Больше никаких драджей.

– Надо посмотреть, кто еще выжил, – сказал я.

За дырой на месте двери – пустота и тишина. Вся станция в темноте. Похоже, магия Эзабет забрала весь фос из ламп.

Я подошел к ней. Ну, еще жива. И в сознании, но совсем без сил. Свет в кабинете почти угас. Она высосала весь чертов фос из всей станции. Я помог Эзабет приподняться, привалиться спиной к стене. Леди Танза с трудом разлепила веки, посмотрела на меня. Мне показалось, я различил сквозь маску ее улыбку. Даже среди безумия и вражеских трупов, с руками в крови, с самым верным и давним другом, умирающим на грязном полу, я не мог оторвать взгляд. Я потерялся, заплутал в своей юности.

– Мастер Галхэрроу, как странно повстречать вас здесь, – рассеянно выговорила Эзабет заплетающимся языком. – Мы сейчас поедем кататься?

Как пьяная. Она засмеялась. Голос будто из треснувшего бокала. К моей глотке подкатил комок, и мутно, тяжело заныло сердце.

– Тебя ранило? – спросил я.

– Нет. Спасибо, я не хочу кататься. Я лучше немного посплю. Мастер Галхэрроу, спасибо.

Она закрыла глаза и уснула.

Гарнизон дрался – но, честно говоря, из рук вон. Точнее сказать, «отдавался в забой». Повсюду трупы. Одни кончались на месте, другие отползали к стене и сдыхали там. А кое на ком – ни метины, будто высосало жизнь. Похоже, магия Танзы не всегда выбирала драджей. Ну, это неудивительно, когда выпускают за раз весь фос станции. Девочка Эзабет умудрилась вызвать мощь, которая впечатлила бы и Воронью Лапу. Хотя кто его знает.

Живые обнаружились только на нижних этажах. Первые найденные выли и скулили. Пара дхьяранских вояк, оба уже не жильцы. Один пытался подползти к двери на брюхе. С такими темпами он управился бы к весне. Прежде чем кончать их, я хотел узнать, сколько выжило моих людей.

Тнота жив, а с ним и Пискун, еще дюжина поваров и гарнизонных солдат, спрятавшихся на кухне и основательно забаррикадировавшихся.

– Большой Пес шепнул мне, что ты справился, – сообщил Тнота, когда я их выпустил.

Потом Тнота уставился в потолок, коснулся пальцами губ и век.

– Ну конечно. Мы ж с ним договорились, – сказал я. – Кто из наших уже всё?