Черные реки сердца - страница 41

— Однажды, когда штормило, на наше судно напали пираты. Это был военный катер вьетконговцев. То же самое, что пираты. Они убивали мужчин, насиловали и убивали женщин, забирали себе наши жалкие пожитки. Восемнадцать из тридцати восьми погибли, отражая их нападение. Одним из них был мой сын. Ему было десять лет. Его застрелили. Я ничего не мог сделать. Остальные спаслись, потому что погода ухудшилась, поднялись большие волны, и катер срочно ретировался. От пиратов нас спас шторм. Но сильными волнами двоих смыло за борт. И нас осталось восемнадцать человек. Когда погода улучшилась, наше судно, сильно потрепанное, с неработающим двигателем, без парусов и с неисправной рацией, оказалось посреди Южно-Китайского моря.

Спенсер не мог больше смотреть на его спокойно-каменное лицо. Но он и не мог отвести от него глаз.

— Мы дрейфовали шесть дней. Жара была невыносимой. Не было питьевой воды. Очень мало пищи. Прежде чем нас заметили с американского военного судна и спасли, умерли одна женщина и четыре ребенка. В том числе моя дочь — она умерла от жажды. Я не мог ее спасти. Я не мог никого спасти. Из десяти человек моих близких, переживших падение Сайгона, осталось лишь четверо. Моя жена, еще одна дочь — единственный мой ребенок, оставшийся в живых, — и моя племянница. И я.

— Очень вам сочувствую, — сказал Спенсер, но слова не могли выразить истинных чувств и прозвучали фальшиво.

Луис Ли открыл глаза.

— С этой развалюхи двадцать лет назад спасли еще девять человек. Они все, как и я, взяли себе американские имена и сегодня являются совладельцами этого ресторана, партнерами в других моих предприятиях. Я их всех считаю своей семьей. Мы, мистер Грант, держимся довольно замкнуто. Я — американец, потому что верю в американские идеалы. Я люблю эту страну, ее народ. Но я не люблю ее правительство. Я не могу любить то, чему я не доверяю, и я никогда и нигде не буду доверять правительству. Вас это не шокирует?

— Нет. Это можно понять. Но это все очень печально.

— Как отдельные личности, как соседи, члены одного коллектива, — сказал Ли, — представители всех рас и политических убеждений обычно очень симпатичные, приятные, добрые люди. Но, объединившись или же попав в правительство, где в их руках сосредоточивается большая власть, некоторые становятся просто чудовищами, причем иногда даже имея самые благие намерения. Я не могу хорошо относиться к чудовищам.

Но я всегда буду хорошо относиться к своей семье, своим соседям, людям моего круга.

— Думаю, это правильно.

— Рози, официантка из «Красной двери», не была среди тех, кто оказался с нами на судне. Однако ее мать — вьетнамка, а ее отец — американец, погибший там, так что она — одна из людей моего круга.

Спенсер настолько увлекся рассказом Луиса Ли, что совсем позабыл о своей просьбе, которая и вызвала все эти воспоминания. Ему хотелось как можно скорее поговорить с Рози. Ему было необходимо узнать ее фамилию и адрес.

— Нельзя вовлекать Рози в это дело еще больше, — сказал Ли. — Она рассказала этим лжефэбээровцам, что знает о мисс Кин очень мало, и я не хочу, чтобы вы что-либо выпытывали у нее.

— Я просто хочу задать ей несколько вопросов.

— Если эти люди увидят ее с вами, а в вас узнают того человека, что был прошлой ночью в доме, то они решат, что Рози с мисс Кин связывает нечто большее, чем общая работа, хотя, по правде, так оно и есть.

— Я буду очень осторожен, мистер Ли.

— Да. Только при этом условии я вам помогу.

Тихо отворилась дверь, Спенсер обернулся и увидел, что в комнату вернулся метрдотель, который привел его сюда. Он даже не слышал, как тот выходил.

— Она его помнит. Все в порядке, — сказал тот Луису Ли, подходя к Спенсеру и протягивая ему листок бумаги.

— В час дня, — сказал Луис, — Рози встретится с вами по этому адресу. Это не ее дом — вдруг за ее домом следят.

Быстрота, с которой было улажено это дело без единого слова между Ли и его человеком, показалась Спенсеру просто волшебной.

— За ней не будет слежки, — сказал Ли, вставая с кресла. — И убедитесь в том, что за вами тоже нет слежки.

Поднимаясь с места, Спенсер сказал: