Чёрный аист - страница 9

стр.

– И для диссертации, – поддержала его Людмила.

Я обречённо вздохнул. Как позже выяснилось, конформизм вместе с неспособностью к английскому языку были главными моими недостатками.

12

Перед отъездом я заскочил к деду Ефиму.

– Выпивать будемо? – спросил он.

– Нет! – решительно отказался я.

– Дак за отъезд! – удивился он.

– Тем более. Ещё развезёт по дороге.

– Ну, як хочешь. Но при твоей работе без горилки не обойдёшься.

– Почему?

– А кто же просто так спевае? Дитя, к примеру, покрестили, привезли из церквы в хату, сели за стол, выпили – и заспевали. Закон жизни.

Дед сидел за столом и крутил цигарку. У него была стопочка аккуратно разорванных на четвертушки листов ученической тетради, кисет с табаком, кресало. Но сейчас он зажёг цигарку спичкой.

– Табак сами выращиваете? – спросил я.

– А як же… – закашлялся дед. – Вон грядка тытуня под окном.

– Курить тытунь ещё вреднее, чем пить самогон, – нравоучительно сказал я. – Тем более в вашем возрасте.

– Мне уже всё вредно, – махнул рукой дед. – Дак ты, значить, в Петрограде не был?

– В Ленинграде я ещё не был.

– И Зимний не бачив?

Я не стал отвечать. Если человек не был в бывшей столице царской империи, как он мог видеть Зимний дворец? Теперь он, между прочим, называется Эрмитажем.

– Обязательно съезди. Пройдись там по Невскому и Морской, подивись на колонны с русалками, до Кронштадта доедь. Может, ещё и мой линкор стоит там на якоре. Передай ему привет с Полесья. Я от всё собирался, а уже и ноги не ходят. Съездишь?

– Хорошо, – сказал я. – Если не этим летом, то следующим.

Я никак не мог привыкнуть к выговору деда Ефима: «обьязательно», «Полыссе», «подывысь».

– И Полесье не забывай. Красивая наша земля…

Передо мной словно туман рассеялся. Я увидел играющую под солнцем рябь на тёмной воде Горыни. Гнездо аистов на старом вязе у хаты деда Ефима. Ровные шнурки цветущей бульбы на огородах. Розовые граммофончики высоких мальв под окнами каждой хаты. И услышал песню жаворонка в сквозящем глубоком небе. Почувствовал горький запах лозняков, наплывающий с реки. И разобрал слова песни, которую пела вчера Ульяна: «Караваю, мой раю, я тебя в печь сажаю, ручками да беленькими, перстнями золотенькими…»

– В следующий раз научите меня гляки делать, – сказал я, с трудом проглотив комок в горле. – Горан ещё можно разжечь?

– Можно, – закивал дед. – Главное, чтоб глина добрая була. Ты аистов бачив?

– Видел, – сказал я.

– Белых?

– Белых.

– А бывают чёрные. От коли убачишь чёрного, тогда всё и получишь.

– Что всё? – спросил я.

Дед не ответил.

Я пожал твёрдую, как подошва, ладонь деда Ефима и отправился за своими вещами к Ульяне.

Валера уже сидел с сумками на лавочке. Из хаты, вытирая руки передником, вышла Ульяна.

– Ну, со всеми попрощался? – спросила она.

– Только с дедом Ефимом, – сказал я.

– Самогонки налил?

– Я не захотел.

– У него крепкая, – с видом знатока кивнула Ульяна.

– Откуда вы знаете?

– Да уж знаю.

– А вы вправду ведьма? – шёпотом спросил я.

Этот вопрос занимал меня с первого дня, и мне не хотелось уезжать из Теребежова, не получив на него ответа.

– Ходи сюда.

Ульяна твёрдо взяла меня за руку и увела в глубь двора. «Как бы не совратила паренька», – подумал я, остро желая этого.

– Цел будешь, – сказала Ульяна. – Ты ещё ни о чём не догадался?

– Нет, – помотал я головой.

– И про своего деда Александра не знаешь?

Про деда Александра я знал. Отец мне рассказал, что в годы Гражданской войны дед пришёл на Гомельщину откуда-то из-под Чернигова. С напарником они ходили по деревням и распиливали брёвна на доски. В деревне Велин на Днепре Александр углядел черноглазку на выданье, которую звали Анной, и остался здесь навсегда. Расписались, поставили хату, родили трёх сыновей – Макара, Диму и Костю. Но самое главное – дед Александр был знахарем, слава о котором разнеслась далеко по Днепру.

– Зачем искать ведьму, коли сам ведьмак? – пристально глядя мне в глаза, сказала Ульяна. – Ещё не пробовал?

– Нет.

Я обнял её правой рукой за талию.

– Эх ты, дитё горькое… – отвела она мою руку. – Не о том думаешь. Но если захочешь перейти к нам, дорогу найдёшь.

– Буду фольклористом, – сказал я.