Черный ангел - страница 58

стр.

Императрица не знала жалости, если подозревала кого- нибудь в посягательстве на ее высокие права. А масонов она именно считала врагами царей и престолов.

Но, с другой стороны, Шастунова успокаивала мысль, что сам цесаревич не видел в масонах преступников и согласился приехать к ним. И хотя, как и большинство гвардейской молодежи, он относился несколько неприязненно к великому князю, тем не менее он не мог не отдать должного врожденному благородству Павла, прямоте его характера, неспособного на низость, хотя необузданного и часто увлекающего цесаревича на жестокость или несправедливость.

Кроме всего, молодой Шастунов был честолюбив, и в глубине его души жила глубокая вера в слова рыцаря Кадоша, что дни императрицы сочтены. И потому — оказать теперь услугу завтрашнему императору не значило ли сделать блестящую карьеру? Эта последняя мысль смутно шевелилась в нем. В напряженном состоянии своей души он не замечал времени. Было жутко и тоскливо в уныло освещенной четырехугольной комнате. По стенам стояли скамьи, в углу высокое кресло, посредине что-то вроде аналоя. Трудно было в мертвой, удручающей тишине подслушать полет времени. Часы могли казаться минутами и минуты часами. Шастунов ходил взад и вперед. Наконец тревожное ожидание чего-то до такой степени напрягло его нервы, что он не мог более переносить одиночества. Он подошел к одной из дверей, — заперта. К другой, — тоже. К третьей, — она свободно открылась от толчка: это была та дверь, через которую поспешно скрылся от него Бахтеев.

Шастунов шагнул за порог и очутился в темном коридоре. Где-то далеко перед ним мерцал слабый свет. Не раздумывая, он двинулся вперед. Свет, оказывается, выходил из небольшого четырехугольного отверстия в стене коридора. Отверстие было значительно выше головы князя, но вдоль стены тянулся широкий плинтус, закругленный внизу и плоский сверху, довольно высокий, похожий на длинную ступень, хотя узкую.

Князь стал на него носками, уперся руками в раму отверстия и заглянул в него.

Он едва удержал готовый вырваться у него крик…

VIII

Большая четырехугольная комната была слабо освещена желтыми восковыми свечами. Вся она была задрапирована черным сукном, и на нем по стенам изображены были мертвые головы, скелеты и скрещенные кости. На восточной стороне комнаты, на возвышении под балдахином, стояло кресло, на нем сидел человек, одетый во все черное, в широком голубом поясе, на котором были изображены солнце, луна и семь звезд.

Перед ним, у подножия возвышения, на аналое лежала раскрытая книга, и свет на нее падал из глазных впадин черепа, поставленного тут же, и этот мертвый свет озарял еще гроб с лежащим в нем мертвецом. Пламя в черепе колебалось и неровными полосами освещало лицо мертвеца, и казалось, что череп смотрит своими мертвыми глазами во все стороны. На гробе лежала ветка акации, в головах наугольник, к востоку открытый циркуль.

Князь не сразу заметил по темным углам мрачные фигуры, одетые так же, как человек, сидящий на троне. Их было много. Но в неровном свете желтых свечей, в темных углах, князь не мог их сосчитать. Он не мог и рассмотреть их лиц, полуприкрытых капюшонами.

В собрании царило торжественное молчание. От незримого дуновения ветра колебалось желтое пламя свечей, и под его причудливой игрой лицо мертвеца словно оживало мгновениями. Князь Шастунов пристально вглядывался в это лицо и вдруг снова едва не вскрикнул и не упал, узнав в этом мертвом лице недавно полное жизни и силы лицо князя Бахтеева.

Он готов был одно мгновение выхватить шпагу и броситься в эту таинственную и мрачную храмину… Но опомнился. Прежде всего, он не знал, как в нее проникнуть, а потом, что мог он сделать в этом чужом доме, один…

Шастунов был смел. Он понял одно: что его минутный приятель погиб жертвой ошибки или предательства, что такая же участь грозит и ему, и решил не даром отдать свою жизнь. Упорно, как загипнотизированный, продолжал он смотреть. Было что-то страшное в этом молчании перед черным гробом, в тусклом мерцании желтых свечей. И вот среди этой тишины чей-то голос, раздавшийся словно издалека, глухой и зловещий, произнес: