Черный хлеб - страница 23
— У вас здесь… Ну, это самое… Яйца, яйца есть сырые?
— Яйца сырые, говорите? Как не быть! Сколько душеньке угодно! Кемельби, собери-ка побольше. Да покрупнее выбирай. А лошадок сейчас Урнашка запряжет. Нямась уже сказал ему. Не извольте беспокоиться. Все в лучшем виде будет.
Степан Иванович слегка покачнулся. Нямась поддержал его под руку:
— Вы, Сьтапан Иванча, приезжайте к нам Синзе праздновать, — лебезил Каньдюк. — Всем семейством, с супругой, с детками. Не пожалеете. Окажите нам такую честь! Другим пивом угостим, «управа» называется. Выберите время, не обидьте, пожалуйста.
— А когда это, когда будет?
— На будущей неделе. Нямася пришлю за вами.
Степан Иванович глубокомысленно сморщил лоб, пожевал губами.
— Приезжайте обязательно, — поддержал отца Нямась. — Гостей будет много. Дружок мой приедет — Касым. Борец он самый сильный в Казани. Стравим его с нашим батыром Имедом. Посмотрите, как расправится с ним мой приятель. Не человек, а Улып[22]. Проучить, думаю, надо Имеда. Зазнался, грубиян.
— Не может быть, чтобы такой знаменитый борец приехал к нам, — усомнился Элюка.
— Если я, Нямась, приглашу, то приедет!
— Посмотрим, посмотрим…
— И смотреть нечего. Сидел бы и посапывал в свою сопелочку, а не совал свой нос, куда не надо! — вспылил Нямась.
— Ладно, так и быть — приеду, — наконец решил Степан Иванович. — А сказать я вам вот что хотел… — Он перевел взгляд на Каньдюка. — Все уладил я. От озера… ну, как его… Кр-кр… Коржанок, что ли, я до самого Утламыша вся земля твоя теперь. Да-с. Валяй, паши. Никто слова не скажет. Все в ажуре, комар носа не подточит. Только деньги надо в банк внести. Нямась знает сколько. Тогда земля навечно твоей будет. В земстве мой брат, он так говорит. Дело тонко знает. Можно сказать, собаку съел. Да-с.
Каньдюк чуть не подпрыгнул от радости:
— Ай да господин землемир Сьтапан Иванча! Вот уважил! Рехмет, рехмет! По гроб рабом твоим буду. Алиме! Ты слыхала? Ублажим нашего благодетеля чаркой в честь вечной дружбы!
Громко забулькало керчеме. Хозяин с низким поклоном поднес Степану Ивановичу полную до краев чашку. Потом схватил за руку жену, и они, присев перед гостем на корточки, запели величальную. Нямась присоединился к родителям. Из соседней комнаты прибежали дочери — Кемельби пристроилась рядом с матерью, Эскап упала перед землемером на колени.
Виновник торжества величаво поднял чашку, пригубил, но вдруг икнул, закашлялся, глаза его испуганно расширились — и из судорожно открытого рта стало выплескиваться все, чем Степан Иванович так старательно наполнял свое вместительное чрево.
Каньдюки отпрыгнули в разные стороны, точно кошки от собаки.
Хозяин, внимательно осмотрев свою одежду, с опаской подошел к землемеру и начал успокаивать гостя, бормоча какую-то бессмыслицу.
— Мы, Сьтапан Иванча, и старуха моя, Сьтапан Иванча, и я тоже, и керчеме, и дочери тоже, так сказать, Сьтапан Иванча… Мы очень довольны и вам понравилось… мы всегда, стало быть, рады… Приезжайте к нам еще… Всегда от чистого сердца…
Алиме наконец догадалась подать полотенце, гость начал приводить себя в порядок.
За окном загремел тарантас, заржали лошади.
— Яйца только не забудьте, — глухо напомнил Степан Иванович сквозь прижатую к лицу холстину.
Нямась позвал Урнашку. Поднатужась, они кое-как приподняли землемера со стула. Каньдюк почтительно, но напористо начал подталкивать почетного гостя в спину. Вслед, с трудом переставляя отяжелевшие ноги, двинулись остальные. Преодолев высокое крыльцо, процессия наконец добралась до тарантаса. Заскрипели, сжимаясь до предела, рессоры. Рядом с седоком поставили укрытое платком лукошко с яйцами.
— Не знаю, как отблагодарить тебя, Сьтапан Иванча! Счастливого пути! Ждем на праздник!
— Не забывайте нас, господин землемир!
— Супруге кланяйтесь, деткам!
В ответ раздавался громкий храп.
Ямщик ухарски вспрыгнул на облучок. Сивые холеные кони рванули. Степан Иванович покачнулся в сторону лукошка. Послышался треск.
— Вот и сварил яйца, — с досадой сказал Нямась.
— Ничего, пусть еще разок разукрасится! — послышалось за его спиной гыгыканье Урнашки.