Черный снег (без конца) - страница 6

— Пчму???..

— По рублю. Коньяк — коньяком, да и трогать-то пока его не хотелось бы. Девушек тоже им поить собрался?

— А что, на нас тебе коньяку жалко? — смеясь, спросила Виктория.

— Жалко. Только не коньяка, а вас, красавицы. — улыбнулся Борис.

— Мой коллега и старый друг как всегда изрекает вечные, непреходящие истины! Дамам пить коньяк и водку в больших количествах строго противопоказано современной медициной. Замечен факт, что дамы при таком алкорационе быстро спиваются. А пить помалу — только зря продукт переводить, — продолжал свои нравоучения Рэм. — Посему предлагаю женскому контингенту определиться в выборе. Грубо говоря, что пить будете?

— Рэмка, непреходящими бывают не истины, а ценности, — рассмеялся Борис, У тебя с наличностью как?

— Пока живем.

— А у вас, господа? — Борис обратился к стажерам, сидящим на диване и в душе справедливо полагающим, что как бы ни был решен вопрос «что пить», вопрос «кому бежать» решен уже давно, без голосования, вытягивания спичек и явно не в их пользу. Что ж, такова селява. Молодым, как известно, везде у нас дорога.

— Ну, мы тоже не пустые, — робко произнес один из них, которого, помнилось Борису, звали Игорем. Второй, по имени Стас, согласно кивнул, как бы подтверждая слова приятеля.

— Ну и я тоже не без греха в кармане. Молодые люди, позвольте вопрос в пустоту…

— Товарищ майор, мы сходим, — произнес тот, которого звали Стасом.

— Ну вот и славненько! — пьяно пробормотал Рэм.

— Рэма, а Рэма. А тебе не хватит ли?

— Чаго?!

— Таго. Вы, друже, уже начинаете медленно, но верно превращаться в пьяное чудовище.

— На себя посмотри…

— Смотрю.

— Сам… ик… есть… ик… пьяное чудовище… — Рэм уснул прямо за столом, едва не угодив буйной головушкой прямо в тарелку с закуской. Борис посмотрел на стажеров. Ребята явно до сих пор в подобных ситуациях не были, хотя и отчаянно храбрились. Он так же внимательно посмотрел на Викторию и Юлю. Тем, по ходу, укладывать баиньки в доску пьяное начальство тоже было впервой, но, по крайней мере, внешне это не было так заметно, как в случае с их сокурсниками. У Бориса проснулась начальственная жилка.

— Так, орлы, Рэма — на диван и (тут ему мучительно захотелось нажраться до скотского состояния) — за водкой! Дамам — вермуту. — он бесцеремонно залез Рэму в карман и протянул стажерам его кошелек, — Сдачу — сюда.

— Слушаюсь, товарищ майор! — с облегчением и весело сказал Игорь, поднимая Рэма под мышки и укладывая его при помощи приятеля на диван. — Диван тут у вас знатный!

Диван был действительно знатный. Знатнее некуда. На нем однажды встречал похмельное утро зам. министра, приезжавший как-то в N-ск с проверкой. Проснувшись около половины девятого, это чучело выжрало весь НЗ водки, хранившийся у Бориса в тумбочке, всю минералку у Рэма, выкурило все курево, оставленное по недосмотру на рабочем столе и, в припадке пьяной щедрости, прежде чем быть увезенной в гостиницу, подарило Борису шикарную кобуру-оперативку. Лайковую. А на следующий день, появившись в конторе, это чучело бродило по отделам и, через своих верных адъютантов вежливенько интересовалось, не находил ли кто вышеозначенной кобуры. Борис, естественно, молчал, как Зоя Космодемьянская на допросе. В результате кобура замминистра так до сих пор и находилась в его полном и без раздельном владении, чем он не переставал хвастать перед начальством и сослуживцами. Начальство скрипело зубами, но терпело. Стучать-то ведь некому. Не скажешь ведь замминистра, что, дескать Вы, сударь, тогда наелись алкоголя, а он, мол, подлец, воспользовался Вашим нетрезвым состоянием и присвоил Вашу незабвенную кобуру, которая ну, никак не меньше, чем подарок самого Кутузова Вашему дедушке (дай Бог ему здоровья на том свете) за победу в Бородинской битве.

— Тогда — по коням! — Борис подмигнул Вике и Юле и, спровадив стажеров за выпивкой, полез за шкаф. За гитарой. За той самой гитарой, из-за которой он бился, как лев, когда его забирали в армию и какой-то вредный прапорщик говорил, что ее у него в части сразу отберут. И ведь пытались. До тех пор, пока Борис не треснул ей по черепу какому-то занюханому дембелю, постаравшись при этом попасть не декой, а самым что ни на есть углом. Гитара тогда торжественно загудела, как будто ей самой было приятно, что на ней не играют, а лупят ей кого-то по башке.