Чёроне море страха - страница 9

  - Слушайте, - начал он, усевшись на стул. - Что такое творится? Я вступился за пожилых людей, не дал их в обиду, а оказался арестован, да ещё жестоко избит.

   Толстяк не дал ему договорить. Он грохнул кулаком по столу и гаркнул:

  - Молчать! Говорить буду я, а ты будешь отвечать коротко и ясно. Понял? Чем быстрей мы закончим, тем лучше будет для тебя. И для меня, - добавил он. Его подгоняла мысль о том, что Зизи не отработала и половины суммы. До утра оставалось время.

  - Ввиду чрезвычайных обстоятельств начну с самого главного, опуская мелочи на потом, - деловито начал толстяк. - Начну с обвинения, чтобы ознакомить тебя с ним. А всё остальное - несущессно, - язвительно пропел толстяк и взял со стола лист бумаги.

  - Итак! -начал он читать, бросая взгляды в его сторону. - Вам предъявлено обвинение за вмешательство в работу госгвардии, за неповиновение госгвардии, за оказание сопротивление госгвардии и, наконец, за причинение телесных повреждений членам госгвардии в количестве трёх человек. Все эти нарушения в совокупности потянут на двадцать лет лишения свободы согласно закону, что в результате закон и установил. Вам назначено лишение свободы сроком на двадцать лет с отбыванием в тюрьме на околопланетной орбите для особо опасных, - выдохнул толстяк с облегчением и с радостью положил бумагу на стол. -- С этим я должен был тебя ознакомить. Всё остальное, твою анкету, оформит канцелярия утром. Днём ты уже должен будешь отбыть в место заключения, - толстяк даже добродушно улыбнулся толстыми губами. - Насколько я знаю, оттуда открывается красивый вид на нашу планету. Ты можешь любоваться им, а жители планеты будут радоваться тому, что такие, как ты, больше не нарушают порядок и эту, как её, стабильность на планете. Ну вот, сейчас мы сделали своё дело и можем отбыть каждый в своём направлении. Нас ждут в разных местах, - казалось, его речи не будет конца, в отличие от терпения Вадима, которому толстяк протягивал бумагу:

  - Ты можешь даже не подписывать её. Я расписался за то, что ознакомил тебя. Закон превыше желания преступника. Тебя сейчас уведут, - толстяк потянулся волосатой рукой к кнопке на столе. Он торопился покончить с этим пустяковым делом.

   Вокруг не свистели пули. Не бушевала смерть, собирая свой урожай. Вадим не сидел в окопе. На него не полз танк. Но слова толстяка давили на него своей неотвратимостью. Их невозможно было остановить, от них невозможно было спастись. Они не предусматривали этого. Их, как танк, можно было только взорвать. Он чувствовал себя не на стуле. В окопе. Слово "закон" наползало на него. Это слово уже выстрелило и попало в цель. Осталось только ждать результата.

  Не было вспышки и не могло быть. Не было ярости. В него не стреляли. Не было угрозы смерти. Не было даже моря страха, но волосатая рука, тянувшаяся к кнопке, словно нажала в нём самом другую кнопку и бросила Вадима вперёд. В один миг он пружинисто вскочил на стол и со всего маху пнул толстяка ногой в грудь. Не было хруста костей. Нога словно увязла в мягком, рыхлом тесте. Толстяк даже не ойкнул. Он раскинул руки в стороны и вместе со стулом опрокинулся назад. Стул на задних ножках заскользил под стол. Толстяк стукнулся головой о стену и грохнулся спиной на пол. Грохот был жуткий. В дверь ворвались его конвоиры, но Вадим спрыгнул со стола и наступил на горло толстяку с криком:

  - Выйдите вон! Я раздавлю ему шею! Вас осудят вместе со мной! За дверь! - от неожиданности оба верзилы метнулись обратно. Вадим моментально подскочил к двери и запер её на ключ. Вернувшись к столу, он открыл верхний ящик и среди всякого хлама нашел то, что хотел. Наручники он надел на толстяка. На столе зазвенел телефон внутренней связи. Старинный, с дисковым номеронабирателем.

  - Алло! - услышал он в трубку. - Теперь ты не просто нарушитель! Теперь ты преступник, обречённый на пожизненное заключение! А смерть следователя будет означать твою смерть!

  - Думаю, что моя смерть не оставит тебя в должности, - крикнул он в ответ. - Давай, ломай дверь! Он живёт, пока дверь цела!