Чертов топовый автор! [СИ] - страница 11

И прошёл я без проблем особых шагов эдак с тысячу, или даже полторы, не считал я, сколько; точнее, считал, но на пятистах с чем-то сбился. Всё время постреливал одиночными, да по сторонам то и дело поглядывал. Но никакой пакости со мной, слава богу, не случилось. И даже страх понемногу из меня улетучиваться начал. И тут я серебристое что-то увидел. Пускает в глаза мне «солнечный зайчик», что сквозь дырочку в «сетке» пробился, да стоит себе спокойненько так, будто поджидает, когда я подойду.

Оказалось – беспилотник. Носом в землю уткнулся, шасси вверх задрал, крыло одно сломано, шаровидной телекамерой на меня посматривает, что тот циклоп. Дед сказал, не прикасаться, следовать дальше. Я только ввысь, на «сетку», глянул – никакой дырки. Пробил беспилотник «сетку», на землю свалился, а «сетка» пробоину-то и затянула. Неба почти не видать.

«Чуть-чуть не долетел он до вертолёта», – подумал я. Наш-то рейд был спланирован таким макаром, чтобы мимо «Ми-восьмого» нам пройти довелось. И где-то ещё шагов через двести, как мы и рассчитывали, геликоптер нарисовался.

«Маскируху» разодрал, но до земли не достал, за ветки обычных деревьев зацепился, застрял, а хвост по ту сторону «маскирухи» остался. С земли не просматривается. Пропеллер погнут, можно даже сказать, искорёжен, а стекло кабины целёхонькое. Но в кабине нет никого, и только дверь боковая – нараспашку. А от кабины до меня метров где-то тринадцать, не меньше. «Как же это они, – думаю, – из неё выбрались?»

Только я это подумал, слышу – движение какое-то слева, метрах в семи от меня. Именно услышал движение, а не увидел. Не звук уловил ухом, а движение. Чёрт его знает, как это у меня вышло. Подхожу поближе, автомат, естественно, в руках. Лежит кто-то на траве. В противохимическом костюме, таком же, как у нас. Противогазом вниз, спиной вверх. А вся спина его и особенно кислородный прибор пылью покрыты. Толстым слоем. Я даже вспомнил ламповый телевизор, который я когда-то давным-давно чинил. Там лампы так же пылью покрыты были.

Ясно – вертолётчик. Один из тех трёх, что пропали. Я – к нему, чтобы на спину перевернуть. А он не переворачивается. Жутко тяжёлым оказался. Я тогда Деду доложил, что почём. Он, правда, действия мои не одобрил, но, раз ничего со мной не приключилось, разрешил Баскетболисту подойти, помочь. Баскетболист хоть от горшка и два вершка, но сильный паренёк, на тренировках стопятидесятикилограммовую штангу поднимал.

Подошёл он, и вместе с ним мы вертолётчика вмиг перевернули. А с той стороны такая же история. И поверхность костюма, и противогаза пылью покрыты. «Что это он, – думаю, – пыль, как пылесос, на себя притягивает?» А сам при этом стёкла противогаза протираю. А как протёр до прозрачности, так и обомлел от удивления. Сквозь стёкла противогаза на меня своими вечно закисшими глазами Морда смотрит! Да ещё, гад, и подмигивает! Его это рожа, резиной обтянутая. Она, что ни в один противогаз не влезала. Точно, говорю. Не мог я ошибиться. Мамой клянусь. А, как узнал я его, то тут же почувствовал, что мир вокруг меня начинает вращаться, а земля стремительно уходит из-под ног.

«…Клетки, клетки, клетки, клетки, вольеры. Снова вольеры. Опять клетки. Фигурами они были похожи на людей, а вот головами и конечностями – нет. Животные, птицы, рыбы. Лапы, крылья, плавники. В большинстве своём – молчаливые, тихие, покорные.

Прирученные, одомашненные, усмирённые. Тем, кто хотел летать, подрезали крылья. Тем, кто хотел плавать, – плавники. Тех, кто хотел бегать, стреножили. Следующие поколения уже ни летать, ни плавать, ни бегать не умели.

Он остановился у клеток с обезьянами: шимпанзе, гориллы, орангутанги, бобуины, павианы и прочие макаки. Обезьяны строили рожи, хихикали, горевали, показывали языки, чесались, издавали громкие гортанные звуки, ковырялись в задницах; на виду у всех, никого не стесняясь, совокуплялись. Были одеты пёстро: яркие цвета, блестящие побрякушки, модное тряпьё. Хари размалёваны косметикой. Причёски – обезьяньи.

«Шуты гороховые, – подумал он. – Клоуны ковровые. Строят из себя элиту. А сами – хлам, холуи, подстилки, блюдолизы. В былые времена их ни во что не ставили. А теперь – бомонд, лица нации. Все обложки журналов рожами своими загадили. Баснословные гонорары. Шестиразовое питание. Порошок – тоннами. Эти никогда не были опасны. Всегда подчинялись приказам. Скажут им «смейтесь», они смеются. Скажут «плачьте» – плачут.»