Чертова коробочка - страница 7

— Меня интересует большое количество разнообразного неотреставрированного антиквариата. Понимаете? Не слишком дорогие и заметные вещи.

— Что-то вроде распродажи в South Kensington?

— В общем, да. Но с возможностью выбора и по оптовой цене.

— Это грандиозно! — Тони вспомнил об улыбке, отпил кофе. — И о какой сумме вы хотели бы говорить?

— Это зависит... Для первой пробы до ста тысяч фунтов.

— Такая партия может потревожить рынок.

Сергей повернулся. Подошел старый джентльмен из-за соседнего прилавка. Он торговал китайщиной. Среди бело-голубых ваз были расставлены терракотовые статуэтки из могильников, жадеитовые коровы. Угрожающе и варварски роскошно прилавок пересекала кавалькада ярко раскрашенных всадников, в руки которых джентльмен вставил пестрые флажки и бумажные шарики. Сергей решил, что это монголы, значит, четырнадцатый или пятнадцатый век. Большая редкость, молодец старик!

Джентльмен был низкоросл, сед, толст, одет в стеганую куртку с висевшим сзади капюшоном. В руках держал стакан с чем-то желтеньким. Пахло от него подходяще. Тони улыбнулся понимающе и чуть тревожно, представил. Старика звали Питер. Он глотнул виски, продолжил:

— Нет смысла продавать антиквариат большими партиями.

— Почему нет? Большая партия — большие деньги. Вы должны продавать, если есть возможность.

— Продажи идут хорошо. Слишком хорошо, чтобы это радовало. Многие смотрят сейчас на ирландские дела. И потом они думают: пора покупать антиквариат. Вы сегодня прилетели из Москвы?

Питер протянул Сергею руку. Тот протянул свою в ответ, увидел скрещенные средний и указательный пальцы, а при пожатии ощутил тычок большим пальцем в середину ладони.

— Нет. Я прилетел из Нью-Йорка, а живу не в Москве, а в Санкт-Петербурге. Почему же вас не радуют большие продажи?

— Слишком много антиквариата сразу. Кто-нибудь спросит: кто хранил весь этот антиквариат? Где он лежал так долго?

— Но примите во внимание, что вся партия сразу уйдет в Россию. Это не скажется на английском рынке.

— Россия стала много ближе, чем десять лет назад. Вы не видели ирландских агентов в самолете? Они контролируют все рейсы из Москвы.

— Не видел. Россия далеко. Вы недооцениваете наш рынок. Я готов покупать и платить наличными.

— Нет. Сейчас надо быть очень осторожным. Скоро будут странные события. Мы должны быть готовы. Тони! Вам надо быть готовым. Мы не можем продавать антиквариат грузовиками.

Старик раздраженно поставил стакан на прилавок. Стакан упал, покатился, оставляя тонкий след на стекле, замер. Он ушел в сторону буфета, бросив своих глиняных китайцев. Тони улыбнулся, сделал круговое движение задом, сказал:

— Питер всегда такой серьезный. Он принимает все слишком близко к сердцу. Вы всегда можете купить антиквариат на распродажах. Множество распродаж в Лондоне и пригородах. Вам повезет.

Джули подошла к Тони, облокотилась о прилавок, посмотрела на Сергея. Он взглянул в ответ, увидел, что ее грудь не прикрывается оттянувшейся книзу блузкой, что глаза светятся ожиданием, а влажные губы хотят что-то сказать, но ждут, когда за них это сделают другие губы. Тони положил левую руку на изгиб ее спины около поясницы, продолжил:

— На распродажах можно купить массу интересных вещей. Я уверен, вы получите огромное удовольствие и заработаете кучу денег.

— Спасибо за совет. Я постараюсь воспользоваться им наилучшим образом. Вы покупали ваши часы именно на этих распродажах?

Джули засмеялась. Она выпрямилась, выпятила грудь, подняла руки к голове и распустила волосы, упавшие на спину чуть ниже плеч.

— Тони, пригласи Сергея к нам на вечер.

— О, конечно! Грандиозная идея. Все будут рады вас видеть. Мы будем есть фундю! Сергей! Вот, возьмите адрес. Питер будет. Другие тоже. Да? Вы придете?

— Спасибо! Это великолепно! Конечно. Когда мне приходить?

— Здесь закончится в пять. У нас будет куча забот с упаковкой и погрузкой. Я думаю, к восьми.

Около четырех часов дня Сергей Алексеевич сидел на диванчике в Национальной галерее. Ему нравился этот зал, расположенный в центре креста из пяти комнат. Справа висели «Благовещение» Кривелли и «Спящий Марс» Ботичелли. Между ними за дверью — двусторонний Дюрер, за спиной — «Мистическое рождение Христа», прямо — «Рождество» делла Франческа, «Сатир, оплакивающий нимфу» Пьеро ди Козимо, слева еще Ботичелли, сзади зал Рафаэля, прямо, слева шедевры, еще шедевры. Они излучали что-то. Сергей не знал слов и понятий, про себя называл это ветром. Он чувствовал его движение на коже, в голове, чувствовал, как потоки сходятся у диванчика, как сталкиваются, закручиваются, как от этого плотного кружения делается хорошо и страшно и как начинает надуваться этим давлением голова, наверное, слишком слабая для воздействия таких сил. Людей почти не было: дело шло к закрытию, но воздух был настолько плотен, что создавал ощущение перегруженности пространства густыми цветами и формами. Сергей любил бывать здесь, но быстро уставал и не сразу приходил в себя. Сейчас он чувствовал, что надо встать и уйти, но идти никуда не хотелось.