Чертово яблоко - страница 34

— Значит, в Вязники? — на минуту призадумался Стенька. — Пожалуй, ты прав. Приглядимся, отсидимся, может, и работенку найдем. Жаль, тальянки нет, а то бы по ресторациям ударились. Петь умеешь?

— Медведь на ухо наступил, а вот свистеть, — Гурейка вложил два пальца в рот и оглушительно, по разбойному свистнул.

— Здорово… Когда в Вязниках будем?

— Коль ничего не приключится, через денек. Ночь в лесу переночуем.

— В город нам вступать на конях не следовало бы, Гурейка. — Лучше по дороге продать.

— А почему не в городе?

— А ты представь. Влетают в город два ухаря в крестьянской справе и начинают сбывать отменных коней. Подходит городовой, наводит справки — тут нам и каталажка.

— А ты молодец, Стенька. Разумно… А кому на дороге продать?

— Цыганам. Те за хороших коней добрую цену могут дать.

— Опять разумно. Но где цыган нам раздобыть, Стенька?

— Цыгане обычно перед каждым городом табор раскидывают. Лето, пора заработков. Они даже в Угодичах шатер разбили.

— В третий раз разумно, Стенька. А ты, оказывается, башковитый.

— В батю, наверное. Его у нас мужики умником называют, за советом иногда ходят. Вот маленько и мне его умишко передался, да только отец меня часто поругивает. Он ведь искусный огородник. Один лук чего стоит. За отцовским луком аж из губернии приезжают, а вот я к огороду — не пришей кобыле хвост, сердце не лежит. На любую работу с охотой — лишь бы не огород. И все же отец меня любит. Поглядывает, наверное, на мою тальянку, и тяжко вздыхает. Эх, так бы сейчас и поиграл на своей разлюбезной гармошке!

— Не горюй, Стенька. Коней продадим — опять с тальянкой будешь… Поехали!

Коней цыганам продали удачно и вскоре вошли в уездный город, принадлежащий Владимирской губернии.

Город обоим понравился: поменьше Ростова, но весь утопает в садах. Зелень, кругом зелень и веселое щебетанье птиц. Да и сам народ какой-то особенный: более простой и приветливый, чем в промысловом Ростове, где торговец на торговце сидит и торговцем погоняет и где на весь быт откладывает свой отпечаток многочисленная купеческая прослойка, свойственная не каждому уездному городу.

На окраине Вязников спросили мужичка, идущего куда-то с котомкой за плечами:

— Подскажи, дядя, как к Благовещенскому монастырю пройти?

— Охотно, люди добрые. Обитель мужская, игумен в ней архимандрит Сильвестр. Чудный человек. И подаяния убогим подает, и недужным людям помощь оказывает, и сиротские дома не забывает…

— Славный игумен, но как же к обители пройти? Тут у вас за деревьями и садами даже церквей не видно.

— Окраина, — развел руками мужичонка, а затем все так же словоохотливо продолжал, — а как к соборной площади подойдете, там и купола монастыря увидите. Собор же наш называется в честь Казанской Богородицы. Дивный, красоты несказанной…

— Охотно верим, мил человек. Непременно побываем в вашем диковинном соборе, но ты лучше скажи, как к нему пройти.

Мужичонка не спеша и с любовью рассказывал об улицах, и когда, наконец, беглецы поняли, как к собору пройти, Гурейка протянул горожанину пятак.

— Да ты что, добрый человек? Разве за такое деньги берут? Спрячь! И помогай вам Бог.

Мужичонка пошел своей дорогой, а Стенька и Гурейка переглянулись.

— Вот тебе и вязниковцы. Любопытный народец.

Наконец, с помощью еще одного мужика, добрались до избы Томилки Ушакова. Крепкая, ладная, просторная изба — с двором, банькой и большим садом, состоящим из вишен, яблонь и кустарников смороды.

— А где же огуречные гряды со знаменитыми вязниковскими огурцами?

— Не вижу, Гурейка. Может, за садом?

— Как-то непривычно. Гряды обычно сразу за двором… Ну да ладно, пойдем к хозяину.

Томилка Ушаков, увидев перед собой московского парня, спасшего его кошелек, удивленно захлопал желудевыми глазами.

— Батюшки светы! Да какими же судьбами? Я ж, глупый, даже имечко твое не спросил.

— Зови Гурейкой, а это — мой друг Стенька.

— Мать! Накрывай стол. Самые дорогие гости пришли.

За столом вели себя по стародавнему обычаю: напои, накорми, а затем уж и вестей расспроси. Стол был довольно хлебосольным — и с доброй чаркой, и с мясными щами, и с пышными ватрушками с топленым молоком. Не бедствовал мужик.