Чертово яблоко - страница 39

Гурейка был уверен в своей неотразимости. Все девки казались ему пустыми и легкомысленными, коих без труда можно затащить в постель. Это воззрение еще больше укрепилось в нем, когда стал жить у приказчика, который не знал счету своим амурным победам. (Одного не знал Гурейка: почему деревенским бабам, оставшимся временно без мужиков, приходилось уступать приказчику).

А Стенька тем временем спал безмятежным сном.

Утром хозяин обоих позвал к столу.

— Хватит спать-почивать. Спускайтесь, ребятушки, откушать хлеба-соли.

— Ты как хочешь, Гурейка, но на дармовщинку я больше есть не буду. Томилка все же не купец и не граф. Давай отдадим ему вперед за месяц.

— Да я разве против?

Как ни упирался Томилка, но все же парни настояли на своем, а потом Гурейка произнес:

— Ты вчера, Стенька, о работе толковал. Пожалуй, сходим к заводчику Голубеву. Я ведь тоже топор в руках держать умею.

— Добро. Но вначале надо договориться, что будем отвечать заводчикам. Сей народ въедливый. Как бы в промашку не угодить.

— Дело говоришь, Стенька. Покумекаем…

О своем разговоре поведали Томилке. Тот в случае чего обещал подтвердить о «давно умершем двоюродном брате», который и в самом деле когда-то наличествовал.

Филат Егорыч Голубев, пожилой мужчина (далеко за пятьдесят), распахнув сюртук и поблескивая золотой цепью на бархатной жилетке, оценивающе посмотрел на парней и устроил им дотошный расспрос:

— Не здешние. По какой нужде, любезные, в Вязники притащились?

— Нужда у всех одна, господин Голубев. Безденежье. Не худо бы рублишко-другой заработать, — отозвался на правах старшего Гурейка.

— А ты что, детина, скажешь? — заводчик перевел острые пепельные глаза на Стеньку.

— Да то же самое, господин заводчик. Деньги только Иисусу Христу не нужны.

По сухощавому лицу Голубева пробежала ухмылка.

— Не дурно выразился… Из каких мест пожаловали?

— Из Вятской губернии. Помещик наш указал по весне вместо хлеба картошку сажать, но нам то в диковину. Заключили договор, что оброк будем зарабатывать на отхожем промысле. Ныне так многие делают, даже в Питер уходят.

— А почему в Вязники, любезные? Аль в других городах работы нет?

— Все дело в том, господин заводчик, — отвечал Гурейка, — что работа обиталища требует. А в гостинице жить нам не по карману. В Вязниках же у меня дальний родственник оказался. Двоюродный брат Томилки Ушакова, что огурцами промышляет. Родственник-то давно Богу душу отдал, но Томилка нас все равно к себе на жительство пустил. Мы ему и деньжонки наперед заплатили. Можете проверить.

— Надо будет, проверю… А годны ли вы, любезные, к плотничьей работе? На слово я никому не верю. Идите к Никитке, главе плотничьей артели. Даст он вам работенку позаковыристей. Коль через час-другой не выгонит, на другой день о заработке потолкуем. С Богом, любезные.

Как ни придирчив был Никитка, какие виды рубок парням не заказывал, предоставив для испытаний толстенное дубовое бревно, но огрехов так и не заметил. Понравились ему парни, особенно Стенька с его воловьей силой и искусными руками.

— Ну что, мужики, топором владеете… В паре будете работать?

— Не разлей вода, — сказал Стенька. — Друг без друга не можем.

— Вот и ладно, цыган, а то бы я за твоим дружком еще понаблюдал. Ну а коль в паре будете идти — все его небольшие промахи прикроешь. Чтоб комар носу не подточил. Хозяин, почитай, каждый день на стройку заглядывает. Глаз у него на промашки наметанный. А спрос с кого?

— Разумеется, с главы артели.

— Верно, цыган.

— Я не цыган, — нахмурился Стенька.

— Вижу. Но уж больно у тебя волос черен да кудряв. Девки таких любят.

— Да и тебе, большак, девки покоя не дают

— С какого припеку?

— Девки сами говорят, что лысые мужики на любовь самые прыткие.

Никита Тарасыч, как почтительно называли его работные люди, стоял без шапки, блестя на веселом благодатном солнце широкой розовой лысиной.

— Шутник… Когда работу начнете?

— Да хоть сейчас.

— Ну-ну.

На другой день Филат Голубев и в самом деле встретился с новыми работниками. Большак одобрительно кивнул лысой головой.

— Топор умеют держать, Филат Егорыч.