Чертово яблоко - страница 52

стр.

В комнатах Мясникова — картины в тяжелых золотых рамках, зеркала, обрамленные рамками с золотым покрытием и дорогими самоцветами, массивные и небольших размеров часы, покрытые серебром, мебель красного дерева, обитая репсом[49], доставленная из Москвы и Петербурга, малахитовые вазы на мраморных столиках, иконы древнего письма в золотых и серебряных ризах, осыпанных жемчугом, алмазами, изумрудами и рубинами, бронзовые люстры, канделябры и статуэтки, хрусталь тончайшего венецианского стекла и саксонские сервизы, в залах рояль или фортепьяно, в гостиной трюмо, окна задрапированы легкими штофными портьерами разных цветов, на полах — яркие живописные ковры…

Все дышало роскошью, говорило о неслучайном выборе Ярославского губернатора, когда он определял в дом Мясникова на временное пребывание царственные особы.

Некоторое отличие ото всех комнат имел рабочий кабинет Федора Борисовича, в котором стояла конторка палисандрового дерева, массивный стол с львиными лапами вместо ножек; на столе — яшмовый[50] письменный прибор изумрудного цвета.

Хозяин кабинета любил здесь неторопливо выверять конторские книги, просматривать накладные расходы, сверять векселя с банковской наличностью, намечать новые торговые сделки…

Иногда Федор Борисович отвлекался от работы и переходил на диван, подле которого находился небольшой круглый стол, где лежали шведские спички, табак в серебряных шкатулках, украшенных затейливыми рисунками, и трубка с длинным чубуком. Несмотря на категорические запреты земского доктора, Федор Борисович продолжал ежедневно курить, особенно после обеда, который обычно проходил у Мясниковых в пятом часу. Но курил уже в своем рабочем кабинете, где обычно и беседовал с тем или иным посетителем.

На сей раз его собеседником был Филат Егорыч Голубев, с коим с давних пор велись дружеские отношения.

Одетый в синюю ситцевую рубаху, подпоясанную шелковым пояском, и плисовые штаны, старик, попыхивая чубуком, толковал:

— В письме я тебе намекал, Филат Егорыч, о канатном заводике, что находится у меня под Ярославлем. Выкупил четыре года назад у купца Светешникова, но теперь, чую, что не столь он мне и нужен. Сам я уже не тот ретивый рысак, чтоб по губерниям мотаться, а сыновьям моим не до заводика. Иван в Петербурге осел, а Никита из Сибири не вылезает, владелец сорока четырех золотых приисков. Вот и получилось, что канатный заводик и лавка у пристаней оказались сбоку припека.

Филат Егорыч понимающе кивнул, а затем высказал:

— А ведь для Никиты же Федоровича и старался. Он-то, чу, вознамерился стать основателем пароходного движения на Оби и Байкале. Экий громадный промысел вздумал осилить! Канатный заводик уж куда бы ему кстати. Бывал я в вашей лавке, Федор Борисович. Полнехонька и канатом, и веревкой, и пенькой с паклей. Чего ж сынок-то?

— Далеко, сказывает. Легче канатный завод у себя на месте поставить. И поставил уже, и два парохода заимел. Был бы капитал, а Никита у меня в миллионщиках ходит.

— Молодцом Никита Федорович. Как суда назвал?

«Император Николай Первый» и «Наследник Цесаревич». От царственной особы ему благодарность была.

— Похвально, Федор Борисович… Я так понимаю, что канатный заводик надумали на торги пустить? Желающие найдутся.

— С руками оторвут, Филат Егорыч, и цену хорошую положат. Волга! Дело ныне прибыльное… Все думал, кому в добрые руки заводик передать, вот посему тебе и намекнул.

— Благодарствую, Федор Борисович. Я бы с полным удовольствием. Вязники от Ярославля недалече. Лишняя недвижимость никогда не помешает.

— Тогда мешкать не будем и завтра состряпаем купчую. По старой дружбе обдирать тебя не буду. Ценой останешься доволен.

Голубев вновь поблагодарил Мясникова, а тот, отложив чубук на рядом стоявший столик, сказал:

— Теперь потолкуем о винокуренных заводах. Ты уже видел у меня новое оборудование. Советую и тебе не мешкать. Дорогое, но окупается за полгода. А вот если бы водочку на картофеле вырабатывать, тогда и вовсе можно ходить в больших барышах. В европейских странах вовсю уже картофель используют, ибо он содержит едва ли не треть крахмала, а промывают клубни для винокурения в особых вращающихся барабанах или подобных снарядах. Кажись, пора и нам за сей овощ браться.