Червь на осеннем ветру - страница 12
Незаметно для себя Грэм впал в дрему, в то зыбкое состояние между бодрствованием и сном, придающее мыслям прозрачность и растворяющее логику. Так рождаются сновидения… Все глубже погружаясь в сон, он машинально погладил лапу Деборы и, прежде чем окончательно провалиться в уютное небытие, успел флегматично подумать: «До чего же мягкие у нее подушечки»…
Из бездонного черного сна без сновидений он вынырнул в такой же черный мрак. За стенами шалаша завывал ветер и молотил дождь. Тяжелая лапа Деборы все так же лежала у него на груди, и он случайно ее задел. Пальцы коснулись шершавых, загрубевших подушечек. От неожиданности он отдернул руку, затем провел ею по собственному лицу, словно проверяя, не обманывают ли его органы чувств, и снова ощупал лапу. Все правильно: подушечки на лапах грубы и шершавы, каковыми и полагается им быть. Значит, накануне ему примерещилось, что лапы взрослой пантеры вдруг стали невероятно мягкими. Или же… к списку загадочных фактов придется добавить и этот случай с переменчивостью тактильных ощущений?
Снаружи раскатисто громыхал гром. Грэм приподнял полотнище, закрывающее вход в шалаш, и высунул голову. Ветер швырнул ему в лицо пригоршню воды. Над равниной бушевала гроза. Несколькими километрами ниже по течению черное небо раскроила молния, ее острие впилось в землю. В секундной вспышке Грэм разглядел блестящие от дождя бревна плота. Но уже через миг тьма вновь схлопнулась, и ветер опять затянул свою заунывную песню. С опозданием докатился жуткий гром, разодрал небо. Снова полыхнула молния, ударив в то же самое место далеко впереди. Всего мгновение мрака — и третья вспышка осветила черную, влажную хлябь.
И вдруг Грэма осенило. Ну, конечно же — корабль! Вот что, подобно громоотводу, притягивает к себе молнии в совершенно голой степи!
Он выскочил наружу, не обращая внимания на пронизывающий ветер и ледяные струи дождя, плетьми хлещущие по телу. Грэм нагнулся, пытаясь в полной темноте нащупать шест, но, поскользнувшись, растянулся на мокрых бревнах. Выругавшись сквозь зубы, он поднялся. Тьма кругом — хоть глаз выколи! Лишь при свете очередного всполоха ему удалось обнаружить и схватить шест. Однако толку от шеста оказалось мало — река в этом месте оказалась слишком глубокой. Отбросив шест, Грэм, рискуя сломать ногу на скользких бревнах, побежал к корме и вцепился в рулевое весло. Ледяного водопада, низвергавшегося с небес, он уже не чувствовал и яростно, широко расставив ноги, правил к левому берегу.
Грэм не знал, как долго продолжалась эта отчаянная борьба со стихией и взбесившейся рекой. Продрогший до костей, с прилипшими к лицу волосами, он сросся с веслом, пытаясь удержать плот в нужном направлении, а течение стремилось вырвать руль из рук. Медленно, но неумолимо плот приближался к той точке, куда методично били молнии, и в их пронзительном свете уже можно было различить блестящее от влаги черное гигантское веретено, вызывающе устремленное в бушующее небо. Плот ударился во что-то мягкое, вздрогнул и замер. Грэм опустил в воду кормовое весло, и оно вязко вошло в илистое дно. Значит, они у берега.
Грэм спрыгнул в реку и, упершись руками в плот, стал выталкивать его на берег. Волны то и дело накрывали человека с головой, усложняя работу. С большим трудом Грэму все-таки удалось вытолкнуть плот с мелководья на берег. В полном изнеможении он на ощупь добрался до шалаша и заполз внутрь. После холодного ветра ему показалось тут необычайно тепло. Стянув с себя прилипающую к телу одежду, он достал из ранца одеяло и, закутавшись в него, улегся рядом с Деборой.
Урча, пантера зашевелилась во сне и шершавыми подушечками лап провела по груди Грэма. Заснуть, несмотря на чудовищную усталость, не удавалось. Мысли роились в голове и никак не хотели отпускать его в пленительное путешествие по миру сновидений. Если в его жизнь действительно вмешивается некая внешняя сила, тогда, может статься, именно происходящие вокруг странности помогут ему до этой силы добраться. Ну, вот хотя бы те два срыва памяти, случившиеся на веранде и на углу дома… А что будет, если попытаться еще раз?