Червонное золото - страница 11
Делла Каза поднялся, чтобы налить себе еще вина, и не устоял перед искушением хитро польстить семейству Фарнезе:
— Когда я увидел, что даже убежденный враг императора, король Франции Франциск Первый, заказал портрет, на котором уменьшился предмет его мучений — огромный нос, я понял, что и Его Святейшеству пришла пора обратиться к Тициану.
Аретино шепнул мне что-то по поводу надежд Тициана получить в обмен на портрет церковную должность для сына и устроить его до конца дней, тем более что другого выхода не предвидится.
Возбужденный вином, нунций продолжал восхвалять всемирное значение Тицианова труда на той стезе, что он наметил:
— Вы знаете, что в январе следующего года в Тренто[5] откроется новый церковный собор, чтобы срочно примирить сторонников Лютера и католиков, верных Римской церкви. Папа на престоле уже двенадцать лет, и его понтификат — самый долгий в истории. И если Тициану удастся его омолодить и до закрытия собора убедить мир в силе и ясности его рассудка, это будет огромный дар христианству. Подумайте, что будет, если Его Святейшество скончается до закрытия собора. Тогда Тридентский собор изберет нового Папу, и лютеране окажутся в выигрыше.
Он замолк и огляделся, чтобы удостовериться, все ли оценили важность его мысли. Дождавшись знаков согласия от посла и дожа и не обращая внимания на Аретино, который так угодливо согнулся, что рисковал свернуть себе шею, он продолжал:
— И вдумайтесь, как смогут затянуть собор лютеране своими доктринальными спорами, если они почувствуют скорую кончину Папы. Теперь вы понимаете, высокочтимый маэстро, всю ответственность, которая ложится на ваши кисти и краски? Мы ждем от вас не картины, но магии! Вы должны спасти Европу от катастрофы гражданской войны. Сделайте так, чтобы Папа выглядел моложе, а о продлении его жизни подумает другой художник: Всевышний, — заключил он, подняв глаза к небу.
Все выразили свой восторг аплодисментами и чокнулись за миссию Тициана. Потом стали прощаться, и Пьетро Аретино увлек меня под руку в свою гондолу.
— Вам нечего опасаться, Маргарита. Пусть это покажется невероятным, но у меня есть для вас несколько советов.
Видимо, он раньше меня узнал о предложении кардинала. В небе над Венецией взошла молодая майская луна, озаряя гладкую, как стекло, воду, по которой бесшумно скользила черная гондола. Когда мы оказались напротив Арсенала, нас окутал легкий бриз, напитанный ароматной прохладой с заснеженных горных вершин. Вода дрогнула, и контуры отраженных в ней домов вспыхнули белыми искрами. Когда же мы достаточно удалились от берега, появились купола Сан Марко, мерцая в серебристых воздушных потоках. Собор с его витражами и позолотой, с его мозаикой из кусочков разноцветного мрамора, казалось, вот-вот оторвется от земли и улетит в свои родные края, на Восток.
Венеция. Уехать из Венеции. От ее неба, северного и восточного одновременно, от южного ветра с Кипра, в котором смешиваются запахи, цвета и языки всех частей света. Уехать от венецианской свободы и окунуться в римскую грязь…
Голос Аретино снова вернул меня к действительности.
— Вы все еще так сердитесь на меня, что не желаете слушать? Или вы боитесь, что кто-нибудь раскроет ваши секреты?
Я удивленно взглянула на него: он был само воплощение невинности.
— Секреты? Какие секреты вы хотите раскрыть, Аретино?
Он начал спокойно, словно опасаясь меня рассердить:
— Вам ведь не больше восемнадцати. Вы появились в этом городе как по волшебству, и за три года город оказался у ваших ног, точнее, между ними, причем без всяких видимых стараний с вашей стороны. Свободной и роскошной жизни венецианских куртизанок завидует вся Европа, однако вы не дали здесь ни одного бала, не появились ни на одном званом вечере, где было бы больше трех приглашенных. Вы завлекаете самых могущественных мужчин исключительно своей красотой, которая уже стала легендой. Вы знаете латынь, греческий и немецкий, декламируете строфы из «Одиссеи» и из Сафо. Языческие тексты известны вам не хуже, чем какому-нибудь падуанскому профессору. Когда вы перевели Марии строку, которую Тициан изобразил на фронтоне нарисованного храма, он стоял за дверью и был настолько поражен, что тут же кинулся записывать ваш перевод, а потом прочел мне его вечером. Однако вы никогда не афишируете свою эрудицию. В вас есть какая-то неодолимая сила, и, не будь я старым безбожником, я решил бы, что вы порождение дьявола. Кто же вы на самом деле, Маргарита?